Ярослав Полуэктов - За гвоздями в Европу

– На таможне что—то у нас явно стибрили, – честно предположил капитан—генерал.

– Да ну, нах!

– Очередь двинулась! Садитесь!

Но Малёха, сердясь на отца, в машину намеренно не сел.

Папа забыл один из двух его предъявленных паспортов у белорусских пограничников. Обнаружился этот факт только на середине моста, когда повернуть назад уже не было возможности: машина была членом стада бычков на колёсах, загоняемых в ловушку по узкому тоннелю из металлических жердей и бетонных брёвен.

Дуясь на нескладухи и крайнюю замедленность процессов, проистекающих будто в испорченой микроволновке, Малёха идёт параллельно аэродинамическому чемодану «Mont Blant». Аэрочемодан, сверкая новизной, притулился на крыше отличного полупаркетно—полубездорожного автомобиля «Renault Koleos».

Через каждые три полуоборота колёс Рено приостанавливается. С остановкой вращения замирает послушный движению колонны Малёха.

От скуки мальчик тренируется плеванием в высоту через оградку моста, а на дальность – в мал. погран. реку Буг—Небуг.

Кирьян Егорович плетётся на безопасном расстоянии от Малёхиных рекордов, раздумывая о некрасивом кульбите судьбы, случившимся в самом начале путешествия.

Вообще это было не просто плохим знаком, а отвратительнейшим, гнусным намёком на полный провал в самом начале великого похода, так радостно и самоотверженно затеявшегося в далёкой и родной в доску Сибири.

Польская таможня, находящаяся в полутороста метрах прямо по курсу, не сулила ничего хорошего: ни милой глазу постсовременной архитектуры, ни радушного общения с людьми в погонах.

Машина вкупе с колонной, изрыгнувшей из рядов передних счастливчиков, проползла метров пятнадцать и опять застопорила.

– Раньше надо было вставать, – сердится Ксан Иваныч, – засони, блин. В век вас не добудишься. А договаривались спозаранку встать! С утра здесь машин совсем не бывает…

Ксан Иваныч перевирает факты. Защитник небесный видел: все встали ровно по свистку. Но больше часа ждали хозяйку квартиры, снятой на ночь.

Ядвиге Карловне под семьдесят лет. Она, несмотря на возраст, – бойкая, подвижная, ярко типажная женщина с весьма уместным в этом пограничном краю еврейско—польским выговором. У неё шустро бегают глазки. Глазки не лишены былого сексуального блеска. По взглядам Ядвиги угадывается тщательно конспирируемая неофициальная профессия «мамки». Она – предводила сотенной рати красивейших девочек. Девочки, согласно белорусской традиции, мало оплачиваемы. При том они так востребованы мужским народонаселением. Стоит ли рассуждать – в карманы чьёго сарафана заплывали щедро льющиеся мужчинские денюжки?

По внешнему виду и поведению Карловны можно безошибочно писать родословную горячих сексуальных отношений между жителями бывших советских республик.

Ядвига Карловна по инерции побаивается поэтажных дверных глазков.

Она по—прежнему страшится вездесущих соседствующих старушек – лавочных надзирательниц. Их наблюдательность может привести только к одному: к очередному заявлению в милицию, к вытекающим разборкам по поводу недекларируемых заработков в запрещённой сфере; а также к перебранкам всвязи с игнорированием правил дворовой нравственности. Выпячивание богатства в этой почти—что новой стране не приветствуется: батька не велит. А у Ядвиги денюжки есть. Зря плачет Ядвига, ссылаясь на трудности бизнеса в Беларуси: наших руссиян не проведёшь!

Всем арендаторам и кратковременным съёмщикам в подъезде полагается передвигаться исключительно поодиночке. Хлопанье дверьми строго—настрого наказывается процентами от арендной платы за каждый соседский доклад.

С некоторой натяжкой можно сказать, что соседи пребывают в некотором сговоре с Ядвигой, так как за их молчание как бы само—собой предполагается некий платёж, а за особо яростное превышение норматива децибелл взимается с самих арендаторов.

Распивание спиртных напитков Карловной допускается. Она и сама – будучи предпринимательницой – понимает важность таких мероприятий, но, опять же, в ограниченном, культурном количестве. Степень распития в контексте с культурой определялось лично ей самой и об этом докладывается арендатору перед началом каждой сделки.

– Вы мне явно симпатичны, но у меня есть одно правило. Оно может вам не понравиться, но…

– Что за правило? – клонит голову вбок Ксан Иваныч. Ему доверено возглавлять переговоры.

И она стала рассказывать, как воспитывали её, как родители наливали ей на донышко столовую ложку кагору, как она, в свою очередь, передала эту традицию дочке… и….

– Короче, пить что ли совсем нельзя? – осторожничает Ксан Иваныч.

– Отчего же нельзя… Вот я выпиваю бокал вина и мне этого хватает. Я не буяню, не пою песен…

– Мы не знаем песен, – сказал Ксан Иваныч.

– И не буяним. Мы – интеллигенты. – Это Кирьян Егорович.

– Мы архитекторы, – поддерживает Ксан Иваныч, передёргиваясь от удовольствия. (Архитекторы – это каста, жрецы от искусства, – считает он).

– Мы только вино и пьём, – мгновенно соврал Кирьян Егорович (скорей бы ушла, а там посмотрим!).

– Скажите ей, что я вообще не пью, – подсказал Малёха кому—то на ухо.

– А у нас вот этот молодой человек вообще не пьёт, – обрадовался Ксан Иваныч за своевременную подсказку (молодец у него вообще—то сынок!).

– Короче так: много не пить, всем в магазин не ходить: пусть один из вас сходит. Магазин почти рядом.

И Ядвига Карловна в подробностях рассказала известный всем местным алкоголикам брестский маршрут. А далее бытовая инструкция:

– Так! В постель вино не носить. Стол вот он. Стул возьмёте в спальне. Диван раскладывается, бельё в шкафчике. Курить только в окно. С сигаретой на балкон в трусах не выходите… Надевайте штаны… и.. а лучше – вообще не выходите. Соседи увидят. Кондиционер не включайте: он много электричества жжёт.

– Что ж так много ограничений? – удивляется пацанва. Мы ведь деньги платим в рублях, а не в зайчиках! Возьмите денег за кондиционер.

– Договорились, но эти деньги вперёд.

И Кирьян Егорович поднял майку.

***

Друзья нетрезвого Бима, словно заранее почуяв предъявляемые требования, припрятали указанного пассажира, но, как оказалось, недостаточно надёжно.

– Сколько вас человек? Как вы разместитесь? Вдвоём на диване можете спать? – грозно спрашивала Ядвига, заканчивая инструктаж и приближаясь к цене вопроса.

– Нас трое. Спать вдвоём любим.

(Уж не пидоров ли собирается приютить Ядвига Карловна?)

– Трое? – пересчитала глазами: «раз, два, три. Трое. А это не ваша ли машина во дворе стоит?»

– Чёрная, Рено?

– Чёрная, с чемоданом сверху.

– Наша.

– А почему дверь приоткрыта? Может с вами ещё кто—нибудь есть, может, девочек везёте? С девочками не пущу. Девочки у меня….