К. Феофанов - Совместить несовместимое. Роман

Зигфрид попал в советский плен сразу после Сталинграда – начала конца Третьего Рейха, в феврале 1943-го. В плен тогда попали порядка ста тысяч немецких военнослужащих, 24 генерала и командующий 6-й армией Вермахта генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс. Сатрапа (оперативный псевдоним Паулюса) потом долгое время обрабатывала советская контрразведка, склоняя к руководству антифашистскими организациями немецких военнопленных в СССР. К выступлениям против гитлеровского фашистского режима. К обращению «К военнопленным немецким солдатам и офицерам и к немецкому народу» уже после открытия Второго фронта.

Паулюс, безусловно, был знаковой фигурой. Удивительная судьба, от незавершённой учёбы в Мюнхенском университете и ухода на армейскую службу в 1910 году до поражения 6-й армии под Сталинградом, ставшего переломным моментом Второй мировой войны. Первый за германскую историю сдавшийся в плен генерал-фельдмаршал – которого Гитлер произвёл в фельдмаршалы уже после пленения, таким образом склоняя к самоубийству. Паулюс провёл первые месяцы плена в лагере для военнопленных в подмосковном Красногорске, с апреля 1943 года некоторое время в Суздале, а затем ещё несколько лет на подмосковных дачах. Сначала он пытался отстаивать национал-социалистские взгляды и возражал против создания в СССР антифашистских организаций немецких военнопленных. Но после полутора лет «идеологической перековки» в СССР, неудачного покушения на Гитлера и казни в августе 1944 года генерал-фельдмаршала фон Витцлебена, разочаровавшийся в режиме, Паулюс выступает по радио против Гитлера и становится членом антифашистского Союза немецких офицеров и Национального комитета «Свободная Германия». В феврале 1946-го Паулюс выступил на Нюрнбергском процессе, а в 1953 году репатриировался в ГДР, в общей сложности пробыв десять лет в советском плену. По сравнению с другими пленными немецкими фельдмаршалами, объявленными военными преступниками, весь плен проведшими в тюрьмах НКВД и МВД или даже умершими в советском плену (как, например, Эвальд фон Клейст), судьба высокопоставленного военнопленного Паулюса сложилась многократно более позитивно. В 1979 году в Кёльне была издана книга бывшего переводчика Паулюса Александра Бланка «Немецкие военнопленные в СССР». А в 1990-м году в Москве на русском языке вышла знаменитая книга «Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса».

Если в истории с Паулюсом было много политики и высших государственных интересов, то Зигфрид в первой половине 1943 года был сначала рядовым двадцатитрёхлетним немецким солдатом, а потом рядовым советским военнопленным. Семидесятилетний Зигфрид, после возвращения на Родину получивший высшее образование в области германистики и сравнительной литературы, обладал удивительным чувством юмора и тонкой самоиронией. Например, он шутил, что далеко не случайно оказался на берегах Рейна на Скале Дракона, потому что, по преданию, именно Зигфрид, вождь Нибелунгов, в пещерах Драхенфельса победил пожиравшего людей и животных Дракона. Убив Дракона, Зигфрид стал властителем несметных богатств, и прежде всего, волшебного кольца, позволявшего править миром:

В 1913 году, через сто лет после рождения Рихарда Вагнера, на Скале Дракона были открыты зал Нибелунгов «Нибелунгенхалле» и каменная статуя Дракона. «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов» были гениальными мистическими реконструкциями немецкой мифологии. Несмотря на то что Вагнер умер ещё в 1883 году, мистика его произведений и антисемитские взгляды были умело использованы в первой половине ХХ века сторонниками немецкого национал-социализма. За что потом многие в Германии и за её пределами осуждали великого композитора. Или считали, что антисемитизм несовместим с музыкальными и эстетическими достоинствами, так как делает музыку «чересчур тяжеловесной». Вагнер, действительно, был антисемитом. Но точно не был основателем немецкого национал-социализма и фашизма. И всё же был великим, замечательным композитором. Отделить «зёрна от плевел» и «не выбросить вместе с водой ребёнка» «широким народным массам» бывает достаточно трудно.

То же касается посмертной судьбы другого великого немца, в течение некоторого, довольно непродолжительного времени дружившего с Вагнером – Фридриха Ницше. Несмотря на то что Ницше умер в 1900 году, задолго до национал-социализма и Третьего Рейха, его идеи были востребованы этой человеконенавистнической идеологией, а музей Ницше был объявлен музеем германского национал-социализма. Важную роль в посмертном искажённом формировании отношения немцев к философии Ницше сыграла его сестра Элизабет. Она была активной сторонницей национал-социализма и в популяризации музея брата пользовалась всесторонней поддержкой Гитлера. Ещё более вероломно и отвратительно, хотя, после воспоминаний о Вагнере и Ницше, уже не так удивительно, что для организации еврейских преследований и погромов Гитлер разносторонне использовал образ Мартина Лютера, четырьмя веками ранее призывавшего силой обращать евреев в лютеранство.

Великие идеи могут быть разными. Иногда недостаточно светлыми и потенциально опасными, с точки зрения их нравственного и социального содержания. Ответственность за то, как в своекорыстных интересах ими могут распорядиться тёмные силы, добавив масла в огонь и даже всецело извратив первоначальное содержание, в значительной степени лежит на подобных предприимчивых псевдопоследователях.

Мой друг Зигфрид удивительно тонко и ярко высказывался по поводу европейских и советских политиков: Конрада Аденауэра, Хельмута Коля, Шарля де Голля, Маргарет Тэтчер, Леонида Брежнева и Михаила Горбачёва, обращая внимание на детали, незаметные для большинства. Как я понял, он долгие годы ни с кем особенно не делился своими советскими воспоминаниями, ведь жены у него не было, а у каждого из товарищей по Союзу бывших военнопленных были свои жизненные истории. Для воспоминаний и размышлений он почему-то выбрал меня – двадцатилетнего гёттингенского студента, который был на 50 лет моложе и ничего не знал о кровопролитной войне и советских лагерях. Может, сказалось, что я имел некоторое отношение к СССР, будучи сыном советских диссидентов. И при этом всё же был абсолютно своим – немцем по паспорту, воспитанию и образу мыслей. Возможно, чтобы понять глубину и особенности его связанной с советским пленом жизненной истории, нужно было хоть немного быть русским. А может, я просто был одним из первых встреченных им «обычных» русских, ведь в 1990-м «железный занавес» ещё оставался, и в западногерманской столице Бонне можно было наблюдать только советских дипломатических работников. Всего через несколько лет для меня оказалось полной неожиданностью, что интересная и примечательная, но в целом, не такая уж редкая для того времени жизненная история дяди Зигфрида потрясающим образом изменила и мою жизнь.