К. Феофанов - Совместить несовместимое. Роман

В начале девяностых «железный занавес» СССР открылся. «Перестройка» внесла в жизнь советских людей дополнительные мотивы, побудила что-то делать и на что-то надеяться. В ноябре 1989-го была разрушена Берлинская стена, когда-то официально названная «Антифашистским оборонительным валом», и две Германии, политически и физически разделённые на долгие 28 лет, вновь стали едиными. «Позорная стена», как называл её Вилли Брандт и многие граждане обеих Германий, наконец-то пала, позволяя немецкому народу окончательно воссоединиться к октябрю 1990-го года. Эти великие немецкие события я также выразил в стихотворной форме, и тоже по-русски. С точки зрения литературных достоинств этого раннего «творения», пожалуй, получилось не слишком. Но я искренне стремился передать всеобщее настроение:

Это было всеобщее ликование. Всем казалось, что больше никогда не будет не только преград, но и вообще никаких проблем. Какие могут быть преграды, когда Стены больше нет, а две Германии снова представляют собой единое целое? Разве могут быть какие-то проблемы, экономические или политические, когда СССР побеждён, ФРГ и так крупнейшая экономика Европы, и может становиться только ещё сильнее после присоединения ГДР?

Однако эйфория долгожданного воссоединения не сразу, но довольно быстро проходит. Возникают трудности в немецком экономическом и социальном развитии, утрата темпа и потенциала, проблемы «новой европейской империи» – Европейского союза. Среди множества объяснений можно встретить экономические, демографические, цивилизационные и даже эзотерические. Пергамский музей (Pergamonmuseum) с грозными древневавилонскими артефактами в гэдээровском центре Берлина Berlin-Mitte, приносивший несчастья Восточной Германии и приведший к её краху, после немецкого воссоединения становится достоянием всей страны и приносит проблемы единой Германии и Евросоюзу. Можно с различной степенью доверия относиться к подобным запредельным объяснениям. Но события, всецело находящиеся не в потусторонней, а в нашей реальности, тоже свидетельствуют, что сразу после объединения в единой Германии прежние достоинства начали обрастать противоречиями и превращаться в недостатки, вызывая многократное увеличение числа и масштабов имеющихся проблем.

Незыблемая и великая, возродившаяся из послевоенного пепла Западная Германия, после объединения, и особенно, после создания Евросоюза, утратила главное, чем обладала – национальный дух, национальную уникальность и национальную элиту. Пресловутая «евроинтеграция» настолько оттянула и связала силы немецкого народа, что из уникального европейского авангарда страна превратилась в заурядного, хотя и имеющего условную ведущую роль, члена Евросоюза, политические органы власти которого находятся в Брюсселе и Страсбурге. От великого немецкого духа и культуры предыдущих столетий в современном Евросоюзе, пожалуй, сохранилась только инструментальная аранжировка написанной на стихи Фридриха Шиллера, бетховенской «An die Freude» – «Оды к радости» – в качестве гимна.

Главная причина продолжающегося ослабевания – превращение, особенно после подписания в 1992 году Маастрихтского «Договора о Европейском союзе», когда-то мононациональной страны в многонациональную и мультикультурную. За счёт союза с десятками стран «на периферии Европы», значительно отличающимися, с точки зрения цивилизационных ценностей и уровня социально-экономического развития. В сущности, в 1990-е годы была окончательно сформирована новая европейская империя с обширной территорией, центром и периферией, и вызревавшей ещё с середины XX столетия, уникальной управленческой конструкцией. С социокультурными и этноконфессиональными противоречиями, возможно, непримиримыми и фатальными. Возможно, уже достигшими такой степени сверхразнородности, что для более эффективного функционирования могут потребовать определённой унификации и авторитарного усиления управленческой жёсткости. Если Европейские экономические сообщества 1950-80-х годов существовали в границах Западной Римской империи, и в них входили похожие друг на друга Германия, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург, то присоединение двух десятков новых стран в рамках Евросоюза создало новые имперско-управленческие проблемы.

А в XXI столетии на сцену европейской истории вышли ещё более чуждые для Европы, ближневосточные и североафриканские ценности, дух и образ жизни. Прежде казавшийся рациональным и развитым, крепким и монолитным, Запад стал разрушаться изнутри под натиском незападных ценностей. Решая демографические задачи и привлекая с Востока дешёвую рабочую силу для подъёма экономики, в течение многих послевоенных десятилетий Германия постепенно становилась многонациональной и многоконфессиональной страной. Ощущение пропасти, к которой движется Европа, только сегодня начало в какой-то мере осознаваться, приводя к ужасающему и однозначному выводу: мононациональное государство всегда было, есть и будет многократно более эффективным, чем многонациональное. Потому что многонациональные имперские образования вынуждены затрачивать на разрешение внутренних конфликтов и противоречий огромные силы и средства. Они могут становиться эффективными только в случае жёсткого вертикального управления для подавления сверхразнородности и «кто-во-что-гораздности».

А самая многонациональная, многоконфессиональная и территориально разнородная страна в мире знаете, какая? Представляете, как им там в России сложно приходится, моим виртуальным соотечественникам? Все силы и огромные ресурсы уходят только на борьбу с разновекторностью и тысячами неупорядоченных частных интересов и неразрешимых противоречий. Прямо как Лебедь, Рак и Щука из басни действительного члена Императорской Российской академии Ивана Крылова. Чтобы хотя бы частично минимизировать разнонаправленные интересы и обрести минимальную направленность общего развития, необходимо крайне жёсткое управление, авторитаризм и тоталитаризм.

В этом главная причина гибели всех исторических империй! Разнородность и разнонаправленность становятся большими, чем управленческая жёсткость, которая прежде была достаточной, но теперь уже не поспевает за развитием и скоростью изменений! Великий Рим развалился только потому, что уровня и степени управленческой жёсткости не хватило, чтобы «держать на коротком поводке» одновременно и западные, и восточные провинции. «Восток империи» начал отдаляться, проводить самостоятельную политику, развивать конфессиональную специфику. И прежнего «окрика» из Центра, чтобы «приструнить» «распоясавшихся вольнодумцев», становилось уже недостаточно. Так возникла Византия, всё больше и больше отличающаяся от когда-то языческого, а потом и католического Рима. И великую Римскую империю, прежде наводившую ужас на всю Евразию, уже невозможно было спасти.