Владимир Буров - Пугачев и Екатерина

Державин рухнул к ногам нового Президента Академии наук. Успел, правда, сказать, чем потерять сознание на добрых полчаса:

И ответ Ломонофоффе:

Все было хорошо. Как на всех праздниках:

– С небольшими нюансами. Как сказала Графиня Лиза Воронцова:

– Че вы ко мне пристали со своими нравоучениями? Все хорошо. Никого же не убили и не зарезали.

Всё началось после того, как Эм Счастливый снял маску на утреннем, если так можно сказать, ужине. Ну, дело было утром, в пять, а последний обед банкета принято называть ужином. Многие уже смыли грим. И это само по себе было нехорошо, потому что придавало людям, недавно веселящимся, вид равнодушный, обычный. Как будто они были не Князьями и Графами, а серыми конторскими служащими.

– Крысиное сборище, – сказал Потемкин.

– Что ты сказал, любимый? – спросила Со, по сегодняшнему всенародному прозвищу:

– Екатерина.

Но ответить Потемкин не успел – Лизка Воронцова узнала своего любимого Петрушку.

– Ай! – рявкнула она. – Это не он! – И тут же добавила:

– Хиз май мэн.

– Она заговорила на немецком, – сказал Бестужев.

– Здесь все языки называют немецким, – шепнула Даша своему соседу за столом.

– Как и всех иностранцев – немцами, – ответил также шепотом сосед.

И вдруг этот сосед понял, что обращаются именно к нему.

– Ты кто? – спросила Даша, поняв, что Лиза указывает именно на него. Эти дамы, Графиня Лиза Воронцова и Княгиня Дашкова обычно даже не раскланивались друг с другом, так как принадлежали к противоположным группировкам. Даша была подругой Пират Риццы, а Лиза – наоборот, была другом Пиратора, Петра Третьего. И когда одну из них спрашивали:

– Почему? – Обе отвечали одинаково:

– Не обращайте внимания. Шиз май систэ. – Они были родными сестрами.

– Так, вы не узнаете меня? – спросил парень. – Я так долго не был с вами вместе?

Наконец под стол упала сама Со.

– Жив, Курилка! – Графиня Лиза бросилась ему на шею. На ней повисла Баронесса Карр, которой Петрушка много наобещался, да она думала, что все уж пропало, как он умер.

Эм Великолепный, как две капли воды был похож на пропавшего Петра Третьего.

– Как брат-близнец, – высказала версию Шаргородская.

– Так думаешь это кто? – спросила София.

– Это? – переспросила Шарик, рассматривая, как на парне повисли сразу и Пигмалион, и Галатея. Пигмалион – в том смысле, что ассоциировался со словом маленький. А Галатея с четырехметровой статуей, которую он создал. Богатырем, как известно, была Лизка Воронцова, а пигалицей фрейлина Карр.

Эм Великолепный упал и сломал стол.

– Так это и есть твой… – начала Брюс. А Шарик добавила:

– Один из них это точно.

– Это Эм Великолепный, – сама решила София.

– А почему не Петр Третий? – спросила Брюс.

– Потому что Петр Третий и есть Эм Великолепный, – констатировала Шар.

– Отлично. Надо срочно жениться. – Нет последнюю фразу она только хотела сказать, но прежде решили уточнить: – Мы женаты?

– Естественно, – ответила Брюс.

– Почему?

– У вас дети, – напомнила Шарик.

– Точно! Павел.

– Разумеется, – сказала Брюс.

– Что? – не поняла Со.

– Если есть Петр – должен быть и Павел.

– Это ве-е-е-р-но, – задумчиво пропела Великая Княгиня. – Теперь уже не Пират Рицца.

– Надо с ним сразу договорится, – сказала Брюс, – чтобы было двое Пираторов.

– Точнее, Пират Рицца и просто Пиратор, – добавила Шаргородская.

– Мы сейчас проверим, кто это, – сказала Со.

– Если Петрушка, то он, конечно, откажется, – сказала Графиня Брюс.

– Если согласится – значит Эм Великолепный.

– Кам хирэ! – крикнула Со через стол.

– Иду! – ответил Эм.

– Так иди! Чего ты там валяешься под столом?

– Пигмалион и Галатея его не пускают, – сказала Брюс.

– Теперь они в него вцепятся, – сказала Шаргородская. – И добавила: – Надо их вызвать на поединок.

– Кому достанется эта громадная Галатея-Воронцова? – спросила Брюс.

– Я возьму ее на себя, – сказала София.

– Зря.

– Она тебя убьет.

– Я не собираюсь с ней драться. Пусть липнут к Эму Великолепному для прикрытия.

– Высосут ведь пиявки полностью, кровиночки не останется, – жалостливо сказала Шаргородская.

– Вы правы, – резюмировала мудрая София. – Нужно кого-то им подставить, чтобы ходили рядом, и в случае беспрерывного секса, подменяли Великолепного.

– Кого?

– Кого бы вы предложили?

– Мэй би, Шувалова с Разумовским?

– Лучше Державина с Ломоносовым.

– Чем лучше?

– Тем и лучше, что наука и искусство тоже должны быть представлены в высшем обществе.

– Я бы предложила младших Орловых, Владимира и Федю, – сказала Шаргородская, а то ведь пристают:

– Допусти, да допусти нас на экзамен. – Говорю:

– Не пройдете ведь, окаянные!

Нет, просятся.

– До меня? – уточнила Со.

– Естественно.

– Нет, нет, всегда говори:

– Не сдали.

– Я им так всегда и говорю:

– Опять не сдали, сукины дети.

– А на самом деле? – решила уточнить Брюс.

– И на самом деле, больше четырех часов никогда продержаться не могут.

– Выдыхаются?

– Естественно.

– Я не понимаю, как ты сразу не узнала в Эме Счастливом своего бывшего мужа, Петра Третьего? – спросила Брюс.

– Наверное, потому, что он был в маске, – сказала Шарик.

– Так нет, они же ж виделись до этого. Правильно? – спросила Брюс.

– Так виделись. Но скажу честно, я была занята другим, и особенно его не рассматривала. Более того, как недавно доказал Ломонофоффе, была между нами преграда. Называется:

– Предубеждение.

– Как?

– Так. Думаешь, что человек умер, а следовательно, быть рядом не может.

– Правильно, откуда ему взяться, – сказала Брюс.

– В случае чего можно просто сказать себе:

– Ай, не он!

– Вообще, удивительно, конечно, – сказала София, – это как будто другой человек.

– Так, может, это и был другой человек?

– Нет, я теперь отлично помню, что это был именно он, – сказала Со.

– Для полной уверенности надо что-то сделать, – сказала Шарик.

– Что? – спросила Брюс.

– Надо спровоцировать поединок, – сказала Со.

– Точно, ведь Петрушка драться не умел.

– Вы плохо его знаете.

– Джиу джитсу знал?

– Нет, джиу джитсу не знал, но боксом занимался регулярно.

– Тебя бил?

– Вот тварь!

– Только сначала. Потом я стала давать ему сдачи, а в итоге он уже всегда проигрывал. А так-то сначала вообще чуть что – хватал шпагу и ну колотить. Но однажды я сама взяла эспантон и едва не проколола его насквозь. С тех пор только бокс. Лучше разбить ему нос или бровь, чем он меня проткнет насквозь или застрелит из пистолета.