Петр Карцев - Кот олигарха. РОМАН

Лена с некоторой горечью отметила, что Степан, очевидно, просто не помнит ее имени, и не без злорадства – что предложенный Фене бокал не имеет к ней никакого отношения.

Феофраст, впрочем, от бокала все же отказался и замахал рукой оказавшемуся неподалеку бармену.

– Молодой человек, – крикнул он сквозь пульсацию музыки и плотный шум гостей, – налейте мне красненького! – Затем он неожиданно повернулся к Лене. – Это мне напоминает: вчера смотрел старый фильм с Полом Ньюманом. – Он кинул взгляд на Степана, включая его в свою аудиторию. – Ньюман играет частного детектива. И вот он с самого начала на титрах просыпается со страшного бодуна, идет на кухню заваривать кофе, а кофе кончился. Тогда он недолго думая достает из мусорного ведра вчерашний пакетик спитого кофе, засохший, грязный, сует его в кофеварку – и вперед. Вот вам настоящая магия кинематографа: до конца фильма у зрителя будет во рту привкус отвращения от этого кофе.

– Черная магия, – сказала Лена.

– Семантическая параллель между нуаром и черным кофе очевидна, – кивнул Феофраст. – Но как смело оформлена заявка на ревизионизм. Метафора настолько осязаема, что оставляет налет на языке. – Он говорил очень быстро, но внимательно следил исподлобья за реакцией слушателей, переводя глаза с Лены на Степана. – Наш герой даже не Мишель Пуаккар, которому на все насрать, но который пьет эспрессо за стойкой, а Лу Харпер, которому на все насрать, и точка.

Лена совершенно случайно знала, кто такой Мишель Пуаккар, благодаря телеканалу «Культура» и дождливому летнему воскресенью.

– Но… – некстати начала она.

– Я знаю, что вы скажете, – без секундной паузы продолжал Феофраст. – Да, некстер покупает кофе в магазине экологически чистых продуктов, а чашки заказывает по интернету из Японии. Но суть не в этом. Суть в том, что сегодняшний кофе есть только испражнение от вчерашнего.

– Тогда, – немного ядовито сказала Лена, – пейте вино из любого бокала, оно все равно прокисло.

– Ха! – громко сказал Степан, взял невостребованную Леной рюмку водки и лихим движением выпил. – Не обращай на него внимания, – посоветовал он после этого Лене, кивая на Феню. – Если он заведется про кино, его до утра не остановить.

И действительно, под поток быстрой и немного заговаривающейся речи время исчезало в релятивистскую воронку. В какой-то момент Лена обнаружила перед собой два пустых бокала, и в руке – еще один, уже початый.

– Я хочу распространить семь типов двойственности Эмпсона на кинематограф, – вливался ей в уши речитативный голос Феофраста. – Странно, что никто еще этого не сделал. Я поставлю на колени Офюльса и вознесу на пьедестал Одзу. Эстетика кино – это эстетика монтажного перехода и ракурса, поэтому все разговоры о длинных планах и интересных движениях камеры только навевают на меня тоску.

– Зинченко говорит, что камера – это вагина, которая пытается поглотить мир, – вставил Степан не без гордости за свою способность поддержать интеллектуальный разговор.

– В одном Решетинский прав, – игнорируя Степана, сказал Феофраст, острыми глазками вглядываясь в Лену. – Кино – это подсознание общества.

Бармен поставил на стойку три рюмки водки, заказанные неизвестно кем и когда.

– Общества – или режиссера? – решила уточнить Лена, со светским видом поднимая рюмку к губам.

– Режиссера тоже. – Феофраст говорил уверенно и гладко, без всяких пауз, как будто ответы на все вопросы были у него заранее заготовлены. – Вы знаете, когда появилось кино?

– Это все знают, – скромно сказала Лена.

– Когда Фрейд открыл бессознательное, – не дожидаясь уточнения, отрезал Феня. – Первым фильмом Люмьеров было Прибытие поезда , а поезд – самый известный фаллический символ в психоанализе. Первый киносеанс сразу, с порога, показал зрителям, что тайно движет всеми их помыслами.

– Еще Политый поливальщик , – вспомнил Степан с гордостью двоечника, неожиданно находящего ответ на коварный вопрос учителя. – Мы во ВГИКе смотрели.

– Эякуляция, – подняв брови, разъяснил Феофраст, присовокупляя жест открытой ладони, подчеркивающий элементарность сказанного. – Метафорическое семяизвержение. Раннее кино оперировало самыми прямолинейными образами. Которые со временем стали все более усложняться, подобно тому, как психоанализ, все глубже и глубже проникая в подсознание пациента, обнаруживает там все более и более сложно организованные слои. Пока не доходит до самого глубокого слоя – коллективного бессознательного.

– Глубже ничего нет? – коварно спросила Лена.

– Ничего, – подтвердил Феофраст.

– Откуда вы знаете?

– Как нет ступени организации выше общественной, так не может быть и уровня подсознания ниже коллективного. Одно зеркально отражает другое. Как в герметическом кодексе: что внизу, то и наверху.

– Э-э, брат, погоди, – сурово сказал Степан, который обиженно хмурился с тех пор, как его вклад в беседу оставили без комментариев. – Оставь эту философию для премьеры фильма с субтитрами. А мы тут люди простые. Нам, во-первых, надо выпить. – Он, не оборачиваясь, защелкал пальцами в сторону бармена. – А во-вторых, я тебя правильно понял, что Решетинский снимает кино про член? Только так хитро, чтобы никто не догадался? Вот, например, звездолет – это член, верно? А когда космонавты выходят в открытый космос – это…

К облегчению Лены, его отвлек приблизившийся бармен и тут же возникший спор о выборе напитков: Степан настаивал на заказе еще трех рюмок водки, тогда как Лена решительно заявила, что все-таки предпочитает вино, а Феофраст потребовал текилы. Сошлись на том, что каждый имеет право заказать что хочет.

Пока бармен разливал напитки под пристальным наблюдением Степана, Лена попробовала направить разговор в менее эксцентрическое русло:

– Вам понравились Изгнанники ? – спросила она Феню.

Он скривил лицо.

– Ну, понимаете, Солярис трудно переплюнуть. Или Космическую одиссею . По сравнению с ними, Решетинский снял полный отстой.

– Полный эякулят, – поправил его Степан.

Феофраст проигнорировал замечание.

– Я не знаю, зачем он вступил в конкуренцию с такими режиссерами…

– Может быть, это его подсознание? – предположила Лена. – Какой-нибудь комплекс или невроз…

– Безусловно, – снисходительно кивнул Феня. – Латентная агрессия, проявляющаяся в стремлении отредактировать классику под видом собственного творчества. На этом построен весь современный Голливуд. Впрочем, в более широком масштабе, все современное общество агрессивно отрицает ценности прошлого…

– Почему? – спросила Лена.

– Я прошу прощения, что прерываю вашу ученую беседу, – вмешался Степан, – но давайте все-таки не будем забывать, для чего мы здесь. – Он подал Фене его текилу и подвинул Лене бокал вина. – И давайте уже отпустим молодого человека, – он кивнул на маячившего за стойкой бармена, тут же назвавшего сумму заказа. Вино, конечно, было бесплатным для всех гостей.