Виктор Житинкин - Повести

Его слова разжалобили меня до крайности и я, взяв его холодную руку и, пожав ее, поклялся, что поступлю именно так.

– А теперь иди. Я чувствую себя много лучше. Я буду спать. Зачем тебе здесь сидеть? Иди, отдыхай.

Я попытался возражать, но Руслан настойчиво просил меня уйти.

– Вот настырный татарин! – заворчал Иван Иванович. – Сам весь этот переполох организовал, за ним ходят, как за ребенком, а он рожу воротит.

Затем, повозившись в постели, посопев, он заговорил со мной:

– Скажу по секрету, не хотел, но скажу. Я случайно вчера увидел, как они с Астаховым друг друга за грудки держали. Далеко было до них, не мог услышать, что они могли говорить друг другу. Ясно одно – ничего хорошего. Может это последствия того разговора? Хотя, едва ли. Тут, что-то другое.

Он поворочался, скрипя кроватью, потом смолк, видимо, заснув. А я еще долго лежал и до головной боли размышлял обо всем и обо всех.

Полковник Грохотов, в это время, будучи очень озабоченным и расстроенным случившимся происшествием, сидел за своим столом в большой палатке. Он анализировал действия своих бойцов, офицеров внутренней службы безопасности, свои действия, опущения и промахи в руководстве Командой, искал причины и возможных участников сегодняшнего преступления, чуть не унесшего навсегда одного из лучших офицеров его Команды. Если так пойдут дела дальше, можно подставить под удар выполнение всего задания. Допустить этого нельзя.

Офицеров службы внутренней безопасности в эту ночь он так и не дождался. Лишь под утро, дверь в конце длинного коридорчика открылась, предварительно щелкнув замком, и перед полковником появился пухленький майор. Он обыденно поздоровался и, приостановившись напротив Грохотова, озабоченно спросил:

– Что случилось Александр Иванович?

Полковник поднял на майора ненавидящий взгляд:

– Какой я тебе, к черту, Александр Иванович? А что случилось, я хотел бы знать от тебя, майор.

– Но, но! Вы, никак, пьяны?

– Ну-ка, доложите мне, майор, кто совершил покушение на моего офицера? Не ваших ли рук это дело?

– За такие подозрения вы ответите, товарищ полковник. А что, он погиб?

– Да нет, живым, к счастью, остался.

– Как? Ведь…? – растерялся майор.

– Да так! Ведь! Не добили вы его. Немного оклемается – для меня все будет ясно. Вот тогда-то я и сделаю правильные выводы.

– Блефуете, полковник? В таком случае, дозвольте мне с ним переговорить. Что усмехаетесь, ведь я все равно его найду.

– Не найдешь, майор. Офицеры боятся, что какой-то враг, внутри нас действует. Даже я не смог к нему пройти. Он, пострадавший лейтенант Шакиров, единственный свидетель покушения на убийство. Ты понял меня, майор? Не пустят тебя туда. Не советую тебе рисковать, майор, пропадешь. Продолжение нашего разговора будет там, после, на «Большой Земле». Не отдам я вам ни одного своего офицера, потому, что мне нужно выполнять Боевой Приказ. И этим все сказано. С этого времени все ваши действия против членов Команды, буду характеризовать действиями, направленными на срыв выполнения Боевого Приказа. Все! Вы свободны, майор!

Такая постановка дела в корне меняла взаимоотношения командира с офицерами службы внутренней безопасности. Но это была палка о двух концах. Служба внутренней безопасности обладала большим авторитетом и влиянием, поэтому любые ссоры с ними и даже просто охлаждение отношений могли принести большие осложнения в службе и жизни офицера. В том, что охрана нужна, никто не думал сомневаться. Но, порой, срабатывает человеческий фактор и люди из этой структуры начинают злоупотреблять служебным положением, что вскоре, в обязательном порядке, приносит зло, превращающееся в беду для людей.

С другой стороны, этот человеческий фактор может принести еще большее зло, стоит только проявить слабость и позволить этой службе творить произвол в Команде.

Они приданы для того, чтобы содействовать выполнению боевого задания, но до сих пор все происходило почему-то наоборот. Лучшие офицеры подозреваются в крамоле, да еще этот сегодняшний вопиющий случай. Стопроцентной уверенности в участии охраны в попытке убить лейтенанта Шакирова, конечно же, нет, но слишком уж беспощадны факты, они почти полностью подтверждают это. Так рассуждал полковник, склонив свою темноволосую тяжелую от тяжелых мыслей голову.

– Товарищ полковник, перекусили бы, – послышался голос майора охраны.

Полковник вздрогнул и поморщился, поднимая глаза на стоящего перед ним майора. Этот голос в последнее время стал раздражать его.

– Товарищ полковник, нам с вами есть о чем поговорить. Давайте отбросим амбиции и, как говорят «сядем рядком, да поговорим ладком». От этого разговора, я думаю, будет польза для всех, кто участвует в Походе.

– Да-да. Схожу, поем и давайте встретимся с вами здесь через двадцать минут, – выдавил из себя Грохотов, взглянув на часы.

В столовой полковник просидел эти двадцать минут, несколько раз ткнул вилкой в тарелку и сделал несколько глотков горячего крепко заваренного чаю.

Вернувшись в палатку, полковник застал майора сидящим за столом, он не уходил в ожидании Грохотова

– Я буду внимательно слушать вас, майор.

– Начну с того, что я действительно не доверял вашему офицеру Шакирову и, пожалуй, даже переборщил, возводя его в ранг своего личного врага. Он, вместе с этим белобрысым лейтенантом, нанес мне, скажем банально, телесные повреждения. И не только мне, но и моим сотрудникам, поставив их на колени. Нам есть, за что их ненавидеть. На протяжении всей моей службы не было еще такого случая, чтобы кто-то поднял руку на офицеров службы. Ну, да ладно, я понимаю, что здесь совершенно другая обстановка, что люди, то есть ваши офицеры, идут в неизвестность, на ставке у которой их жизнь. И даже, возможно, жизнь всей Команды. Поверьте, полковник, я тоже понимаю, как трудно рисковать жизнью в их, совсем еще юные, годы. И я уважаю и ценю их всех. Но я не хочу, чтобы умы ваших офицеров поразил вирус и сорвал выполнение Боевого приказа. Встряска нужна периодически всем нам, я по себе чувствую, что от постоянной работы с людьми и у меня стали сдавать нервы. Даю вам слово, полковник, что если наше дело закончится благополучно, при возвращении на Родину, я напишу рапорт на увольнение. Пусть мое место займет офицер моложе меня, с более крепкими нервами и более здравым рассудком.

Полковник не ожидал услышать такой откровенной исповеди от майора, он смотрел ему прямо в глаза, почти не моргая и лишь кивая головой, как будто в одобрение услышанных умных мыслей.

– Так вот, – продолжал майор. – Лейтенанта Шакирова мы подобрали недалеко от его каюты примерно в полночь. Он валялся в луже крови. Да, мы допустили целый ряд промахов, мы не разобрались по горячим следам с преступником, посчитав, что Шакиров убит. Затем, воспользовавшись отсутствием в его каюте остальных членов его экипажа, мы просто подсунули тело лейтенанта, уложив его на первую кровать и, срочно убрались, не желая, чтобы у офицеров возникли подозрения в нашем участии в убийстве. Тем более что свежи в памяти события предыдущих дней, где мы, в том числе и я, вели себя довольно не корректно, в чем я признаюсь и раскаиваюсь. Затем мы скрытно перешли в нашу каюту и до утра решали задачу с одним неизвестным – убийцей. Метод исключения позволил нам получить кое-какие результаты. Ваш лейтенант Шакиров в предыдущий день имел малоприятный разговор с лейтенантом Астаховым. Их неприязнь длится долго. Стремление к лидерству в единоборстве привело к ненависти, что очень не характерно для спортсменов и для спорта в целом. Люди, упорно сражавшиеся за лидерство, обычно становятся друзьями или, в худшем случае, остаются хорошими знакомыми. Здесь же происходит что-то парадоксальное. И в итоге, первым подозреваемым в покушении на убийство Шакирова мы считаем командира Астахова, как ни неприятно вам это слышать. Вот, пожалуй, и все.