Владислав Мирзоян - Vertuхайка ля мур. Дикий мёд домашней осы. Два сценария

– Бать… – тревожно посмотрел на него молодой.

– А?

– Кажись, тебя вштырило.

– Да, нет, сынок, просто я так обычно засыпаю… если бы не штрафы – я бы, наверное, вообще сошёл с ума… так что, це-ни, сынок, каждый штраф. Чтоб каждый штраф был, как в пе-рвый раз. И последний.

*

…светать начало,

дворники вышли,

а Блондо и молодой коммерсант с портфелем всё дрались…

*

Чёрный джип.

Негр спит, а Билл бодрствует.

– Ну, что? – встрепенулся спросонья негр, – Закончили они там?

– Пока нет, спи.

– Поспи теперь ты, напарник. Моя смена…

*

– А может, продолжим в постели? – на рассвете предложил молодой бизнесмен Блондо.

– Видишь ли… у меня тут… – Блондо озабоченно и гордо взялась рукой за пах, – У меня тут кое-что пришито. И сегодня на рассвете тебе придётся… перестать быть девочкой.

– Тогда я должна подумать, – ответила молодой ком-мерсант с уожаным портфелем.

– Тут ведь – думай, не думай, а телефон отдай.

– И это всё – из-за телефона? – расстроился молодой бизнесмен.

– А ты думал мне заняться больше нечем?

– Я думала, я нравлюсь тебе. А ты… Телефона у меня нет.

– Ты мне очень нравишься, но мне нужен телефон.

– Да я его ещё вчера Кавказу впарила.

– А что ж ты сразу не сказал?

– Так ты и не спросила.

Блондо поправила чулки и подвязки:

– Из-за тебя… только зря ребёнку нахамила.

*

…и тут в чёрном джипе зазвонил телефон.

– Из Управления звонят, – пояснил Билл и ответил, – Хел-лоу.

– Вчера, вечером… – начал противный механический го-лос, – Наш агент перекупил объект преследования, поэтому опе-рация переводится в завершающую стадию, – отбой и по-шли гудки.

– Что там? — спросил негр.

– Ликвидация, – сурово ответил Билл.

– Ну, пошли… Только про печаль – не надо – ты же про-фессионал. Или хочешь – я? А то я засиделся что-то.

– А давай на пальцах? – Ну, давай… А если ничья?

Пока выкинули пальцы, пока считали, пока щёлкали стра-шными стволами и совали их во все места на теле, какие только возможны – глянули в окно – драчуньи-блондинки в нижнем белье и молодого бизнесмена с портфелем уже и след простыл…

*

Рассвет. Пустырь.

Джип Ивана.

И уже продрогший Иван, которого колотит мелкая дрожь…

*

…и охранник, одеревеневший на полу за задним сиденьем…

*

– Ну, выходи! Я здесь! – не выдержав, заорал Иван, – Вот он я!… Ну, выйди ко мне, пент поганый!.. Давай как мужчины! Ты и я! Один на один!.. Я не боюсь твоих поцелуев!…

Но как ни орал Иван, никто к нему не вышел…

*

…полицейские спали, положив пистолеты под щёки…

*

…только листок формата А-4 стал планировать с небес…

*

…Иван ловил его, ловил, да так и не смог поймать – листок нахально парил себе, как огромная бабочка и не хотел при-земляться…

*

– Иди, поймай мне его! – распахнув дверцу джипа, заорал Иван охраннику.

– Ково?

– Вылезай – увидишь!

*

…вдвоём они всё же поймали этот листок…

*

…и пожалели…

*

…на листке от руки было написано:

Явка с повинной

Я Иван (Иоханан) Пургант нецензурно выражался матерными словами в адрес нашего Президента, нарушая Указ 101— 03.

Уличённый сотрудниками ГИБДД предлагал им взятку в ра-змере 1.000.000 (одного миллиона) евро

в чём и подписуюсь.

Дата.

Подпись.

*

– Что теперь братва скажет! – схватился за голову Иван, – Что я, Ваня Пургант, человек-авторитет, две ходки, никогда не прописывался по месту жительства, шести бабам алименты не плачу – я Ваня Пургант, ругаюсь матом? С пен-тами шур-шур?

– Вась-вась, — поправил охранник.

– Что вась-вась? – не понял Иван.

– Обычно говорят вась-вась.

– Это лохи говорят вась-вась… Что теперь скажет Андрюха Шило! Что скажет Штырь!

– Штыря завалили, – робко напомнил охранник, – Уж лет двадцать .

– Это для тебя завалили. Для меня он вечнонезавалива-емый… что скажет Гиви Рязанский!

– Да Гиви лаврушечник. В двенадцать лет вором в законе стал.

– Гиви – хрен с ним. Это ему бабушка с дедушкой на восьмое марта подарили. … Что скажет Филиппинец!

– А с фамилий никак нельзя поиграть. Типа это не ты. Это другой Пургант. Это ПУргант.

– Почерк-то мой… Что теперь братва скажет! Что теперь скажет Мария Иосифовна? Что я ссучился!

– А это кто?

– Это мой педагог по скрипке.

– Да что так убиваться, порви ты эту бумажку, да и делов-то.

Ивана оглушила гениальность этой идеи,

он сперва застыл, потом суетливо стал засовывать бумагу в рот, откусывать и жевать.

– Да ты не спеши, жуй хорошо, – заботливо посоветовал охранник.

*

Старший полицейский похрапывал в кустах с пистолетом под щекой.

– Бать! – толкнул его молодой

– А, – проснулся старший, – Что – храплю?… да, есть у меня это дело – четыре жены из-за этого ушли.

– Бать, он нашу бумагу съел.

– Кто?

– Иоханан.

– Какой ещё ёханан?

– Наш.

– Наш? … ёханан?… съел бумагу?

– Бать, ну проснись!

И тут старший проснулся:

– А ты куда смотрел?

– Да я… проспал, бать.

– Эх, сынок…

– Будем брать?

– А что его теперь брать – он чистый.

– И что делать?

– Что, что? … спать дальше

И они снова положили пистолеты по щёки и угнездились поудобнее…

*

– Ну, что, пенты поганые, съели? – дожевывая, и озираясь, с полным ртом бумаги орал Иван, – Подставить меня хотели! Теперь вашей бумажкой даже не подотрёшься.

*

И тут с небес раздался грозный голос:

– Прожуй сначала.

*

…сначала Иван испугался,

потом решил что это происки полицейских

и стал орать с полным ртам:

– Пенты позорные! Ненавижу! Инцестники!

*

– Это была копия, Ёханан, – громыхнуло с небес, – У нас таких много.