Владислав Мирзоян - Vertuхайка ля мур. Дикий мёд домашней осы. Два сценария

*

…а дальше – у них началась драка.

Долгая и нудная…

*

…они били друг друга, кричали, падали, вставали, опять па-дали. Причём молодой коммерсант дрался с портфелем…

*

…а прохожие всё шли мимо и шли,

и не обращали на них никакого внимания.

*

…а они всё дрались…

*

…солнце зашло,

они всё дрались.

– Да поставь ты свой портфельчик, это меня унижает, – попросила Блондо.

– Сп*зьдят, – простодушно ответил молодой коммерсант.

– Да кто сп*зьдит – ночь на дворе, все уже спят.

– Ну, мало ли негодяев.

И опять стали драться…

*

…чёрная ночь навалилась – они всё дрались…

*

– А ты кончаещь, когда дерёшься? – вдруг остановилась Блондо.

– Да мне тогда ногу не задрать – штаны узкие, – удивился молодой коммерсант.

– А я за эту ночь уже раз тыщу кончила… Спасибо тебе.

– А это не вредно? – заботливо спросил молодой ком-мерсант.

– Мальчик, если бы ты только знал, какую чушь ты сейчас спросил. Как сказал философ – я кончаю, значит, я живу. Давай драться…

*

…и они погнали по новой…

*

Чёрный джип.

– Она похожа на наших техасских девчонок, – с любовью глядя на дерущуюся Блондо, сказал Билл.

– Что – ваши тоже носят бороды? – удивился негр.

– Нет. Но тело, фигура, кожа, волосы. Нижнее бельё. Всё, как у наших девчонок.

– Да – бороду отклеить – ничего тёлка будет, – согла-сился негр.

– А на ваших не похожа?

Негр пригляделся и задумался:

– Нет, на наших – нет. Наши покошачее. Наши первород-нее, что ли… Какая-то усталость… усталость цивилизации есть в ваших бабах. А потом – наши лучше готовят.

– Вот тут ты прав, напарник – белые бабы плохо гото-вят.

– Консервы их испортили.

– Это – да. Это да

– Мужчина возвращается с охоты, весь израненный, но с би-зоном – женщина, жарит ему кусок мяса на огне… и кончает. Жарит – и кончает. Жарит и кончает. Жарит и кончает, жа-рит и кончает, жарит и кончает, жарит и кончает, жарит и кончает…

– Мясо… подгорит, — напомнил Билл.

– Уже съели… И уже просто кончает. И кончает и кончает, и кончает и кончает, и кончает и кончает, и кончает и кон-чает, и кончает и кончает, и кончает…

– Напарник… – напомнил о себе Билл.

– Но я ещё ни разу не видел, чтобы женщина кончила когда мужчина ей банку консервов показал!

– Это – да, это да… консервы женщину возбудить не могут так, как мясо… парное мясо, – начал возбуждаться Билл.

– Вот у вас в Америке культ оргазма-то, а, – укоризненно, покачал головой негр, – Детский сад какой-то.

– Это-да, это да, – с неохотой пришлось согласиться Биллу и он попытался оправдаться, – Извечный культ. Извечных цен-ностей… Зарплата, мясо, оргазм, демократия, – и он вкрад-чиво спросил, – А ты… во время утилизации… никогда не кон-чал?

– Да постоянно! И до, и после. Я даже когда в быту кончаю, по привычке уже не могу понять – чего эта тёлка на меня смо-трит, почему она ещё не утилизирована.

– Боюсь, напарник, я тебя хорошо понимаю, – Бил посмот-рел в окно, на дерущуюся Блондо, — И всё равно – мне будет немного грустно, если её придётся утилизировать…

– Утилизируешь её медленно и печально… знаешь анекдот про медленно и печально?

– Не знаю.

– А и нет такого анекдота, – и негр засмеялся.

И долго смеялся…

*

…титры:

*

Ночь. Луна. Пустырь. Какие-то развалины.

Почему-то крякали утки.

Джип Ивана, голубой в лунном свете, с потушенными фа-рами медленно крался по битому кирпичу.

Остановился….

*

Стараясь не шевелить губами, Иван сказал:

– По моей команде

– Есть, – сдавленно ответил охранник, лежащий скрю-ченным с пистолетом за задним сиденьем, – А какая команда бу-дет?

– В смысле?

– Ну… как я узнаю, что это команда?

– Я уткой крякну, — Иван тихонько крякнул уткой.

– А похоже у тебя получилось.

– Учись.

– Вокруг и так всё крякает. Я могу тебя не узнать. Может, лучше гавкни?

– Тогда ты меня с собачкой спутаешь, – Иван задумался. Иные команды в голову не приходили, — О! Я тебе армяном кри-кну – ара! … Усёк?

– Есть.

– Выскочишь – и разберёшься.

– А бить? Или вырубать?

– Вырубай… Только не давай ему целовать себя. А то опять залетишь.

– Хорошо, – ответил охранник.

– Что – хорошо?

– Ну… в смысле – не дам.

– А то я тебя еле вырвал из лап этого пентяры.

– Да я в нокдауне был. Глухом. Срубило меня, – виновато по-тупился охранник, – Он мной воспользовался. Я больше не хочу от него детей.

*

Иван вышел из джипа.

Было прохладно….

*

Полицейские сидели в кустах в засаде.

– Берём? – возбуждённый шёпотом спросил младший.

– Да ну… опять драться, руки распускать… Сейчас он возбуждён, а к утру поостынет, да подустанет, тут-то мы его тёпленького и возьмём. Засада, сынок – это искусство. А сей-час, можно и вздремнуть.

Оба улеглись поудобнее и закрыли глаза.

– Бать, я тебя очень прошу… ты только не целуйся больше с ними.

– Во-первых, не с ними, а только с одним. А потом, это же спецзадание, сынок.

– А он говорит – у него от тебя ребёнок.

– Эти вечные бабьи штучки, – вздохнул старший, – Экс-пертиза ДНК показала – это ребенок Ёханана Пурганта. А по-том – я ведь только один раз поцеловал его – теперь он мой информатор.

– А скажи честно – тебе понравилось?

Старший задумался:

– Я не скажу, что мне захотелось бы вернуться к этому опыту, но, наверное, я должен был через это пройти… Поспи не-много, сынок. Скоро всё кончится. И мы опять выйдем на наши дороги, и ты возьмёшь наш полосатый жезл – символ закона и порядка, – он вздохнул, – … если бы ты знал, как я люблю этих автомобилистов, когда они нарушают правила… И как они меня достали – ездят и ездят туда-сюда, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят…