Мария Фомальгаут - На краю Самхейна

…в городе не выжил никто, освободители опоздали на считанные минуты…

…снова умирал, снова приходил в этот мир, тускнеющим взором смотрел на гаснущее солнце… хотя нет, солнце вроде не так гибнет…

Хочу спросить.

Не спрашиваю.

Бормочу какие-то вежливости, что если был по программе скидок мог бы время предоставить, то я бы с удовольствием, но…

Он кивает.

Он всё понимает.

Кажется, он всё-таки пьян.

Даже не спрашиваю, что было там, в мертвом городе, где не хватило полминуты…

– Бред.

Это мой хозяин. Имя у него синее, как третья луна в свой последний день жизни и яркое, как мысль, оброненная в пучины космоса – вот так его зовут.

Вздрагиваю.

– Бред?

– Бред.

– А что не так?

Мне уже жалко, что я дал ему посмотреть воспоминание, как я сидел с человеком в какой-то стране в какую-то эпоху, и человек был пьян.

– А ты время посмотри. Да не своё… их время посмотри, – советует хозяин.

Смотрю. Руины, оскаленные в небо. Глазницы окон. На проспекте нехорошее что-то.

– Не могу больше, не могу, не могу.

Навзрыд.

Шоколад в витрине. Черное солнце. Бежать-бежать-бежать. Пустая коробка…

…силой вырываю свое сознание из чужой памяти – нет, не успел, прихватил-таки кусочек смерти. Это больно. Это очень больно…

– Дальше смотри.

Смотрю дальше. Даже отключаюсь, когда солдат поворачивает голову убитой.

– Ничего не заметил?

Не выдерживаю:

– Что я должен был заметить?

– Смотри.

Черное солнце. Два человека в кабине. Я не вижу их лиц, да тут и не в лицах дело… Терпеливо смотрю. Сознание как сознание. У одного склонность к безумию, но крохотная какая-то, склонностишка, одно название, не вижу ничего страшного.

– И?

Мой хозяин не отвечает.

– А нет, вижу. Понимаю, что видел это сознание только что, но не в кабине, а – третий слева, бросается к убитым, стой, а если ловушка, поворачивает голову убитой – боль, боль, боль…

– Он… но… зачем?

– Не догадываетесь?

– Не знаю.

Не знаю я людей, совсем не знаю, откуда мне понять, зачем сидеть в черном солнуе, и тут же бросаться к убитым, и – боль…

– Сколько времени он купил?

Считаю.

– Трое суток… с небольшим.

…операция «Таймер» прошла успешно, в результате многоуровневых действий получено около трех с половиной суток чистого времени…

…довожу до Вашего сведения, что для удачного завершения военных действий данного времени недостаточно, требуется получить еще.

– Разберитесь.

Это хозяин. Имя у него синее, как третья луна в свой последний день жизни и яркое, как мысль, оброненная в пучины космоса – вот так его зовут.

– Именем закона…

Нет, не так.

– Верните время.

Тоже не так.

– Вы не имеете права.

Опять не то.

А надо будет что-то говорить.

Мир приближается. Или это я к нему приближаюсь. Не знаю.

И надо будет что-то говорить.

Смотрю на воспоминание. Случайное. Оброненное. Росистое утро. Ласточки. Два человека. И большое-большое лето впереди…

Сжимаю воспоминание, роняю.

Если разобьется – то фальшивое.

Если же нет…

Летит чья-то память…

– А что это за знак?

Люди проходят мимо, торопятся каждый по своим делам, им нет дела до меня, и тем более, до какого-то знака, не слышат, не замечают…

Повторяю громче:

– А что это за знак?

Кто-то (даже не запоминаю лица) замирает на миг, смотрит на меня, тут же отворачивается, идет дальше.

Хочется заорать во всю глотку:

– А что это за знак?

Не ору.

Знаю.

Не ответят.

Две завитушки и крест.

Какие две завитушки… обыкновенные. И крест тоже обыкновенный самый.

И хочется орать во всю глотку:

– Что это за знак?

…выбираюсь из дома, уже не охваченного пламенем, прикрываю обожжённое лицо, волоку в руках что-то орущее, мохнатое, мягкое, – девочка с розовыми бантами бросается ко мне, выхватывает пушистый комок, Китти, Китти…

Люди шарахаются от меня в стороны.

Слышатся жиденькие аплодисменты.

Вот это мне всегда нравится, когда я выбираюсь из пожара, кожа отваливается клочьями – и хоть бы кто кинулся на помощь, хоть бы аптекарь какой мазь предложил…

А нет, пробирается через толпу сухонький человечек, растерянно бормочет, давайте я вам лицо обработаю, сует чашу с дурно пахнущим месивом…

Качаю головой:

– Благодарю вас, не стоит.

Кожа затягивается. Медленно, верно – но затягивается. Где-то на окне еще вспыхивает пламя, я тут же усмиряю его щелчком пальца.

Огонь меня слушается.

Поправляю на доме потемневший от времени знак – страховку от…

– Вопросы… уважаемые гости?

Оглядываю толпу туристов, вроде всем все понятно, вернее, никому ничего непонятно, да и не слушает никто, вон те двое пошли с уличной кошкой фоткаться, вот эта к сувенирной лавке пошла, этот вообще лыка не вяжет, сейчас в фонтан свалится, эта по телефону трещит, не-е-е, здесь шоппинг ни о чем вообще…

– У меня вопрос.

Все сжимается внутри, та-ак, началось… в деревне утро. Вот попадаются в группах вот такие, всё-то им интересно, всё-то им знать надо, а в каком году это построено, а какая в детстве кличка была у второго министра первого короля, а…

Мысленно сжимаю кулаки.

Киваю.

– Да, пожалуйста.

– А что это за знак на доме?

Меня снова передергивает. Тебе-то какая разница, нет, правда, тебе какая разница, ты отсюда уедешь и забудешь этот город, и этот знак на доме, и все, все…

Нет же.

Спрашивает.

– А что это?

Спохватываюсь. Так-так, вот чем вы все гида слушали, уши компотом мыли, не иначе.

Так я же вам говорил, это знак, что дом застрахован от пожара и в случае пожара его будут спасать в первую очередь.

– Но… это другой знак.

Смотрю на дом, и правда, другой знак, странный какой-то, две завитушки и крест.

Спохватываюсь:

– А с чего вы решили, что это именно страховка от пожара? Может, какая-то эмблема, например… ну, вот, например, на доме трилистник, символ единения, равновесия…

– …да нет же, что вы, это совсем другое…

– Что другое?

– Ну как же… это знак, что дом застрахован от ядерного взрыва.

Фыркаю:

– Хотите сказать, в те времена кто-то слышал про ядерные взрывы?

– Предсказатели слышали… еще как слышали.

Усмехаюсь, показываю на следующий знак на доме:

– Ну а это, например, что такое?

– Защита от химической угрозы.

Понимаю, что у него на всё готов ответ. Вот просто. На всё…

Две завитушки и крест…

Перелистываю старинные книги.

Ищу.

Уже понимаю – не найду.

Просто.

Не найду.

Вздрагиваю.

Померещилось.

Нет, не померещилось, так и есть.

Теперь на здании городской ратуши.

И на музее современной живописи.

И на музее несовременной живописи.

И на музее современной неживописи.