Александр Образцов - Учитель поэзии (сборник)

Он уехал в пионерлагерь со своим братом, которого устроил на одну смену вожатым. «Будешь спарринг по совместительству, парень», – сказал ему Ветошкин. Брат играл в той же юношеской команде, где когда-то начинал Ветошкин, и надеялся на лучший жребий. Поэтому он стал смотреть на Ветошкина немного свысока. Ветошкина это забавляло. Но он видел, что брат, пожалуй, добьется своего. Он был жестче и позлее характером. И еще у него был хороший рост. Но чего-то ему все же не хватало. Он не фанат, думал Ветошкин, а надо быть фанатом. Но фанаты обычно неудачники, потому что они упускают из виду, что это все-таки только игра. Крюков – это великий фанат, а Ветошкин – фанат-неудачник. Потому-то он и хочет вытянуть Ветошкина к настоящей игре. Как король, одаривающий соседа-неудачника.

В лагере был тихий час, когда они добрались туда на пригородном автобусе. Ветошкин отправил брата к начальнику, а сам пошел к Гале, во второй отряд. Она сидела с книгой в шезлонге, на нее набегала дырявая тень березы, потому что поверху дул ветерок. Странно выглядела эта береза среди сосен. Двери корпуса были раскрыты, и Галя, подняв голову, вслушивалась с нарушения распорядка дня.

– Ветошкин! – сказала она радостно.

– Тс-с, – сказал он, подходя на цыпочках. Затем неожиданно наклонился и поцеловал ее.

– Ты обезумел, – сказала она, несильно толкнув его в грудь. – Нас же увидят.

– А я с братом, – сказал Ветошкин, присаживаясь на корточки. – Во жатым будет.

– Пионерлагерь имени братьев Ветошкиных.

– Крольчатник памяти волейболиста Ветошкина.

– Ой, бе-едный! – Галя провела пальцами по его щеке.

– Мне приятна эта ласка.

– Спортивный мир скорбит.

– Ты не поняла.

– Прости. Я не хотела.

Ветошкин вздохнул.

– Это шелуха все, – сказал он, вставая. – Главное – ты, лето, дети, кросс. И хорошая разминка.

Брат оказался хорошим спаррингом. Ветошкину подумалось даже, что он в его годы играл не лучше, и что через год можно будет рекомендовать его Крюкову. Брат хлестко и точно бил, и пас всегда был нужной высоты. И в защите он играл мягко. Правда, он был еще угловат и, складываясь навстречу мячу, доставал его в последний момент, но доставал удачно. Ветошкин не щадил брата, и после часа тренировки тот дымился от пота.

Два раза в неделю они бегали в поселок играть у сетки. Там их уже ждали, и у волейбольной площадки скапливалось население. Галя называла их летучими пижонами, страдала от ветошкинского эгоизма и каждое утро клялась целиком посвятить себя педагогике. Но она отдавала себе отчет в том, что дисциплина и лагерная активность отряда зависят не только от ее красивых глаз и воспитательных талантов, а и оттого, что она Не веста Ветошкина, Подруга Спортсмена. Это было унизительно – что она подчеркивала, но и приятно – что она старалась превратить в то же унижение. Она не могла не согласиться: как педагог Ветошкин – крупная личность. На следующий день после приезда с десяток его активистов из старших отрядов развесили по лагерю афиши, и спортивная жизнь закипела. Сам Ветошкин ни во что, казалось бы, не вмешивался, и даже утреннюю зарядку проводил вместо него один из активистов – в виде премии. Галя пыталась составить конкуренцию спортивному психозу, но все ее культурные мероприятия проходили вяло. Она и это ставила в вину Ветошкину. И, шагая вечером после отбоя на свидание с ним, думала об этой и других неразрешимых проблемах, как вдруг останавливалась среди сосен, – в темноте пела какая-то птица, луна летела по плоскому высокому небу, от земли по ногам поднималась мелкая приятная дрожь, – Галя глубоко вздыхала и запрокидывала голову и руки, стоя так вне себя от счастья, затем срывалась с места и почти бежала к нему, продолжая думать о нем плохо.

Ветошкин никогда еще не чувствовал себя в такой форме. То, что форму не надо было поддерживать, раскрепостило его, тело стало гибким, упругим и послушно взрывалось на удар или бросок за мячом. Брат снова выглядел школьником, который не пропускал ни одной игры Ветошкина, и, хотя поклонение было теперь тайным (внешне брат стал грубоват), Ветошкину оно льстило.

Брат спал вместе с Ветошкиным в радиорубке и каждый вечер информировал его о том, как к нему клеится студентка, вожатая шестого отряда. Ветошкин слушал его молча, иногда хмыкал, затем начинал хохотать. Брат вскакивал и колотил его подушкой. Эти вечерние потасовки стали почти привычны, но как-то брат вернулся в первом часу, молча, серьезно расстелил постель и улегся так же солидно. Ветошкин читал. Брат искоса посмотрел на него и кашлянул.

– А она ничего спереди, мягкая, – сказал он.

Ветошкин молчал.

– Комаров только много, – продолжал брат.

– Я тебе сейчас физию разрисую, – ровно сказал Ветошкин.

Он встал. Брат приподнялся на локте.

– Да ты что, Вить, – растерянно сказал он. – Это я так, трепался…

– А-а, так, – сказал Ветошкин и ударил кулаком по спинке кровати.

Они помолчали.

– Слышь, Вить, чего это ты завелся? – спросил брат.

– Сам не знаю, – сказал Ветошкин. – От вранья твоего, наверно.

– А я не врал, – тихо сказал брат. – Так и было…

– Если и не врал, то все равно нельзя болтать.

– Вить, а ты бы меня избил?

– Не знаю. Раз бы ударил, это точно.

– Из-за нее не стоило бы, Вить.

– И из-за нее стоило бы.

– Для воспитания?

– Нет, – сказал Ветошкин, помолчав. – Для профилактики.

– Еще один классный игрок, – встретили Ветошкина на первой тренировке. – Коллектив растет.

– Ну-ну-ну-ну, – сказал Аркадий Андреевич, – не подкусывать. А что бы коллектив вырос и в переносном смысле, нужно работать, работать и работать!

– В переносном смысле? – спросил кто-то.

– В самом прямом. Виктор вам покажет, как это делается.

– Виктор – это победа, – вяло заметил Проценко.

Они с Ветошкиным вместе играли когда-то «по юношам». Команда сдержанно захохотала.

– Хорошо, ребятки, – сказал Аркадий Андреевич. – Юмор – это хорошо. Без юмора жить трудно.

– Особенно нам, – все тем же безразличным голосом сказал Проценко.

– Ну, хватит! – не сдержался Аркадий Андреевич. – Развели тут демагогию! Посидели в первой группе, и будет. Задача-минимум на сезон – выиграть город.

– Как бы это лучше сделать, – сказал Проценко.

– На зубах, – неожиданно сказал Ветошкин.

– На зубах мы не умеем. Что-то даже и не слыхали. Может, научишь?

– А это просто, – сказал Ветошкин. – Когда душа уходит в пятки, зажми ее в зубах и не пускай.

– Ну, хорошо, – Проценко бросил мяч в сетку и поймал его с отскока.

– Вы с Андреичем хотите чего-то там доказать. Это понятно. Вот мы вы игрываем город. Ветошкин возвращается к мастерам. Андреич спасает репутацию. А мы? А мы остаемся при своих.