Евгений Карпенко - Линии дней

© Евгений Борисович Карпенко, 2017

ISBN 978-5-4485-6699-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Теперь можно лишь предполагать, что именно повлияло на решение отца осесть в этом посёлке, – дешевизна жилья, близость Пятигорска, либо что иное. Было же так: с устным обязательством поработать в местном совхозе, отец прописался здесь в один день, ещё в один приобрёл по сходной цене крытую камышом вросшую в землю хатку-мазанку с наделом в двадцать соток и старым яблоневым садом. До Пятигорска и впрямь рукой подать, километров десять-двенадцать, отчетливо виднеются контуры Машука, раскинувшийся у подножия город. Преимущества участка очевидны: на асфальтированной улице, в двухстах метрах оживлённая дорога, остановка пригородного автобуса. Подъезд ко двору хотя и затруднителен, однако небольшими силами поправим.

Этоко село небольшое, всего в две улицы, дворов в сто. По советским меркам зажиточное: дома кирпичные, каменные, четырёхскатные крыши крыты шифером, частью железом, а порой и черепицей. У ажурных ворот нарядные лавочки. Почти в каждом дворе мычанье и блеянье домашнего скота, клокочут индюки, кудахчут куры.

Этоко – село кабардинское. Некоренное население здесь до нашего приезда представляли лишь несколько человек. В их числе до конца своих дней оставалась русская старушка, сельская учительница. И единственным столь запущенным в селе был купленный отцом её участок в местной администрации. Наследников после жизни у неё не осталось.

Не помню, чтобы кого из нас всерьёз смутило данное обстоятельство. Увлечённые замыслом своими руками построить для семьи большой дом, мы мало говорили об этом. Дальше своего носа видят практически все. Однако видеть хотя бы чуть дальше, чем видишь глазами, – удел немногих. Сомневалась в целесообразности поселения здесь лишь мать, но тогда она уже сомневалась в любой из задумок отца.

Отцу в то время было чуть больше сорока, матери 37, мне 15, братьям Андрею 13, Ване 11, Алёше 7, а самому младшему Косте около трёх лет. Власть прочна, валюта устойчива, после брежневского «застоя» повеяло переменами, – на улице весна 1986года. Возможно, именно это и побудило отца к столь радикальным переменам. Продав свой маленький домик, мы снимали квартиру в недалёкой ставропольской станице, а с первыми тёплыми днями с отцом и младшим братом стали на мотоцикле приезжать на участок.

Из транспорта у нас в ту пору имелось два мотоцикла и машина. На сносном ходу был только мотоцикл ИЖ. Трофейные же пятидесятилетний «Опель—Кадетт» и примерно таких же лет выпуска мотоцикл «Индиан» требовали ремонта. Прежним собственником «Опеля» был уникальный автодизайнер-любитель, столь оригинально изменивший облик известной немецкой модели, что без улыбки на нас мало кто смотрел.

Не сказать, чтобы молодёжь Этоко была удивлена, обрадована или возмущена нашим у себя появлением. Скорее, сильно возбуждена. Что-то вроде возбуждения кота при виде другого кота: вздыбленная шерсть, сдавленный вой, шипение.

Пока мы возились с отведением больших луж паводковой воды (участок в низине), детвора, молодые люди группами прохаживались вдоль участка, что-то бурно обсуждали на родном языке, как в объектив видеокамеры неестественно взволнованно косясь в нашу сторону и брезгливо сплёвывая под ноги.

Не улеглось возбуждение и на второй день нашего приезда, и на третий. Лишь с вернувшейся непогодой, когда полил дождь со снегом, столпотворения рассеялись.

В тот день мы впервые приехали на участок с матерью. Накинув капюшон, она задумчиво осмотрела сад, пощупала обломки сгнившего штакетника забора, и, обойдя ширившуюся час от часа лужу, вошла в мазанку. К её приезду мы внутри на полметра выбрали землю пола, ибо потолок был столь низок, что сгибаться приходилось едва ли не пополам.

Растапливая ветками печь, чтобы согреться и просушились одежды, отец рассказывал матери о предполагаемых планах строительства, своих задумках и прочем. Подперев ладонями подбородок, мать смотрела на огонь, не проронив и слова. К тому времени её вера в отца практически истлела, затухающие угли его не согревали, и, оборвав себя, отец выкрикнул:

– Что молчишь, будто воды в рот набрала? Не веришь, что скоро здесь будет стоять дом?

– Верю, – сказала мать и поднялась. – Поехали назад, малые дети одни дома остались.

Кругом сыро, неуютно, в душе грустно. Помню, как усаживаясь на мотоцикл, я из-за отцовской спины глядел вдоль заляпанной коровьим помётом пустынной улицы, затем в сторону вожделенного Пятигорска: там всё плотно заволочено тучами.

С паводками беда, и первым делом отец задумал поднять общий уровень двора к уровню дороги. За небольшую плату договорившись с перевозчиками строительного мусора на разборке старого здания, он переориентировал их к нам. День за днём самосвалы возили на участок мусор, мы сортировали его, и тачкой развозили. После трёх недель тяжёлого труда сказались первые результаты: вода отступила, явились подъездной путь, площадка.

Как выяснилось, границы нашей частной собственности для местных сохраняла лишь непролазная грязь в месте въезда. С его же устройством, многие из недружественно прогуливающихся молодых людей оказались в нашем дворе. Словно на какой-нибудь общественной площадке у делового центра или магазина прохаживались, бурно разговаривали меж собой, дети устраивали игры. Делая свою работу, мы продолжали развозить мусор. Оказываясь на пути нашей тачки, некоторые нехотя отстранялись, особо гордые оставались на месте, и тачкой приходилось их объезжать. Порой кто-нибудь на ломанном русском задавал невнятной логики вопрос, и при нашем недоумении смеялся, остальные подхватывали.

Кроме физической, от каждого из нас требовалось много душевной энергии, чтобы сглаживать там и сям выпирающие углы и шероховатости в рельефе зарождающихся отношений.

«Надо срочно поставить забор» – негромко говорил отец.

Зарождались знакомства. У соседа напротив, одноногого Али, одиннадцать детей. Старшие женаты, замужем, живут отдельно. В родительском доме проживают семнадцатилетняя Диана, грубовато сложенная девушка с чёрными, как смоль, прямыми волосами; ровесница Андрея Айана, также черноволосая, смуглолицая, однако более изящная, с классическими чертами лица юной горянки. Между ними Тимур, бывающий порой в обществе непрошеных гостей у нашего двора, встречи с десятой снизошедший до приветственного рукопожатия со мной и Андреем. Далее ровесник Вани Адам, – единственный приветливо улыбающийся нам мальчик, и маленький Аслан. Тот и вовсе неизменно весел, шумен, всё норовит запрыгнуть в тачку, чтобы его покатали.