Стиг Лейф - Соломантик

«Теперь для нас, работяг, настала эра прав человека, гуманистских взглядов и социального обеспечения. Впервые в истории у нашей семьи появилась возможность спокойно вздохнуть и подумать о чем-то другом, кроме постоянной борьбы за выживание». Он наклонился ближе, буравя меня глазами. «И что делают с этой возможностью мои дети и внуки? Спускают свой бесценный шанс в трубу, нарабатывая материальное благосостояние, и проводят остаток времени на диване, таращась в экран телевизора, будь он неладен! Господи!» прадед тяжело дышал. Сгусток смешанного со слюной сока собрался в уголке его рта. Он откинулся в кресле, оперев трость о внутреннюю часть бедра.

Я видел, как дрожащими руками он впился в подлокотники – в этом человеке по-прежнему бушевала страсть, несмотря на солидный возраст. С губ слетел очередной плевок – меткий выстрел, улучшивший счет сегодняшнего вечера – и он уселся обратно, вытирая подбородок.

«Мне нечем похвастать. Я участвовал в зарождении профсоюзного движения, но получил хороший пинок под зад, черт бы их побрал! Мне задали знатную трепку во время забастовок – а дальше проблемы со спиной и недостаток силы не дали совершить что-либо значимое. Мне даже нечего привести будущим поколениям в качестве примера для подражания. Нет, нет, нечего и думать об этом».

Он потянулся и схватил меня за руку. «Но ты можешь сделать это! Ты можешь взять жизнь в руки и следовать за мечтами! Только не влезай в долги и обязательства. Не пускайся в покупку в кредит ненужного барахла вроде домов, навороченных тачек и прочего дерьма, которое лишит тебя контроля над собственной жизнью и превратит в раба, как большинство людей. Всегда контролируй собственные деньги, и не трать те, которых у тебя нет. Отсутствие долгов – это свобода. Долги и страх потерять то, что имеем – вот из-за чего большинство из нас собственноручно возводит себе тюрьмы!»

Я почувствовал себя только что вылупившимся птенцом. «Думаешь, у меня получится? Что если… то есть, хватит ли мне сил?» Внутри бушевал ураган.

Старик отпустил мою руку и снова рухнул в кресло. «Я внимательно наблюдал за своими детьми и внуками, но ни у кого не было нужных способностей или жажды чего-то нового, что позволило бы вырваться из западни Закона Янте. Они погрязли в безопасности и комфорте повседневности, отказываясь выглядывать дальше местных газет». Он покачал головой и невидящим взглядом уставился в пол.

Я не знал, что ответить, все еще пытаясь разложить по полочкам то, что только что услышал. Залпом выпив лимонад – одной проблемой меньше – поставил бутылку на вощеную скатерть.

Старик кашлянул и стал вращать в пальцах трость, описывая круги. «Жажда большего заставит тебя ежедневно бороться с самодисциплиной и разочарованием, потому что ты знаешь, что мог бы сделать что-то великое, если бы только знал, что. Но узнать это можно лишь методом проб и ошибок». Он ткнул в меня тростью и сказал, «Я не требую от тебя определенного образа жизни, потому что внутренняя жажда – если она достаточно сильная – все равно не позволит жить так, как большинство». Он быстро сплюнул, не целясь – плевок ударился о стенку ведра и медленно стек на пол. Очередная жалкая подача.

«В твоей жизни будет много моментов высшего счастья. В ней также будет много длинных, трудных дней, когда придется не давать себе увязнуть в самобичевании, лени и посредственности. А еще будет своя порция боли и страданий, которая – если грамотно воспользуешься уроком – многому научит, потому что тебе необходимо понять, что есть светлая и темная боль. Темная боль калечит, заставляя терять самого себя, в то время как светлая позволяет расти».

Он прочистил горло, и я понял, что старик хрипнет, что было, в общем-то, не удивительно, учитывая, с каким запалом тот толкал свою речь. Он снова вытер рот рукавом, чувствуя, как по уголкам стекает сок, затем слегка почесал небритый подбородок.

Я находился в полном оцепенении, а в голове стоял ужасный шум.

«Однако», сказал прадед еще громче. «Самого по себе хорошего образования недостаточно. Диплом с хорошими оценками и постоянная работа конторской крысы до самой пенсии не принесут тебе пользы. Недостаточно просто много знать о том, что открыли другие. Понимаешь? Нужно самому созидать что-то – показать пример, ясно? Запомни, нельзя жить за счет чужих достижений».

«А еще нужно приносить пользу, а не просто слоняться по углам, хвастаясь своими знаниями, ясно? Слишком много людей бесцельно носится с амбициями, на деле представляя собой всего-навсего чертовы пустышки. Ах, да». Он тяжело вздохнул.

«Всегда было и будет множество тех, кто вынашивает в себе мечту и жажду делать что-то другое, просто недостаточно сильную. Они притупляют разочарования самообманом, оборачивают ложью и хоронят свои мечты. Начиная лгать себе, они застревают по жизни на одном месте. И однажды эти постаревшие, ожесточенные люди возненавидят себя, лелея обманутые мечты. Так же, как и многие люди, с которыми столкнет тебя судьба, они поддерживают Закон Янте. Не становись одним из них! Будь верен себе и своим мечтам!»

Старик дышал открытым ртом, и его грудь то и дело тяжело вздымалась под напором раскрывающихся легких. Наконец, снова расслабившись, он открыл глаза.

Наверное, на лице у меня был написан парализовавший сознание ступор, потому что прадед внезапно рассмеялся и ткнул в меня своей тростью.

«Выше нос», смеясь, он закашлялся. «Просто расслабься и позволь жизни идти своим чередом, а понимание придет само. Поверь мне, сынок!» Он облокотился на подлокотник и отправил в ведро самый крупный плевок за сегодняшний вечер.

Бам! Отличная подача! Вперед, прадéда…

«Но послушай, сынок, когда тебе станет одиноко, а такое ощущение будет появляться часто, просто подумай, что тебя произвели на свет двое, четверо произвели на свет твоих родителей, и восемь человек родили тех четверых. То есть, пять сотен лет назад потребовалось полмиллиона людей, чтобы произвести на свет потомство, которое сошлось на тебе. Поэтому, когда станет одиноко, просто подумай обо всех тех людях, которые нашли свое продолжение в тебе».

Я ощущал себя сидящим у экрана, с открытым ртом, ловившим откровение из поставленного прадедом фильма.

Завизжал дверной звонок, возвращая меня в реальность. Я поднял задницу со стула, продолжая таращиться на старика.

«Сядь, у нее есть ключ».

«Что… Кто? У кого есть ключ?» спросил я.

Щелкнул замок, и по квартире эхом покатилось приветствие.

Старик казался довольным, в пику моей растерянной, глазеющей на него роже.

«Моя сиделка», прошептал он. «Сиськи просто отпадные». Он похлопал меня по колену.

Улыбнувшись, я ответил. «Круто».