Стиг Лейф - Соломантик

«Всегда прошу ее поправить мне в кресле подушку за спиной, чтобы полюбоваться ее восхитительной ложбинкой и вспомнить молодость. О, да, это зрелище подымает настроение на весь остаток дня».

На миг в его глазах загорелся юношеский азарт. «Если перестать подглядывать, то и до гробовой доски недалеко, сынок».

Широко улыбаясь и буквально излучая распиравшую ее энергию, девушка вошла в гостиную, снимая пальто. Как и во всем остальном, старик знал, о чем говорил. Я подал ему знак, показав ОК указательным и средним пальцами, пока она набрасывала жакет на спинку стула.

«Я же говорил», пробормотал тот.

Сиделка обернулась. «Простите, что?»

«О, ничего. Я просто прощался со своим правнуком».

«Да, наслышана о тебе», ответила барышня, пустившись в пустую болтовню из разряда «рабочие клише».

«Я провожу тебя до двери», произнес старик, с большим трудом поднимаясь. Сиделка взяла его под руку и рывком подняла с кресла. Я хихикнул, когда его взгляд скользнул в декольте ее рубашки.

В прихожей мы пожали друг другу руки.

«Однако должен предупредить», сказал прадед. «Тебе придется бороться не только против всего мира, что уже достаточно паршиво. Самые коварные козни будет строить твоя же семья». Он тростью разгладил складку на ковре. «И не потому, что твои родственники злые или желают тебе зла – во всяком случае, не осознанно – но, если ты докажешь, что можно жить по-другому, с другими ценностями, если поставишь под сомнение их образ жизни, им может показаться, что они зря потратили свои годы. И, конечно, следует понимать, что они не могут позволить себе подобное, поэтому, из страха перед тобой и перед собственными чувствами, они будут нападать, чтобы ты не мог воскресить их мечты. Посему именно тебе временами будет казаться, что ты зря тратишь свою жизнь, делая другой выбор. Глупо, но большинство из них будет радоваться твоим ошибкам, потому что они так привыкли, а еще потому, что не смогли воплотить в жизнь собственные мечты, понимаешь? Посему, будь осторожен, парень!»

Я открыл рот, чтобы ответить. Прадед перебил меня.

«Хватит разговоров на сегодня. Не думай о том, что я сказал, все со временем утрясется само. Просто наслаждайся жизнью, напейся и развлекись с какой-нибудь красоткой. Все придет в свое время».

Я стиснул его руку, и он вернул рукопожатие. После пары неудачных попыток совладать с замком мне все-таки удалось открыть дверь. Старик похлопал меня по плечу, когда я уже выходил в проем. Стены эхом отразили звук захлопнувшейся за спиной двери.

В следующий раз я переступил порог этой квартиры, когда прадед уже отправился в мир иной. Сиделка пыталась достучаться ко мне все утро. Когда я, наконец, прочитал ее сообщение, старика не было в живых. Я сразу отправился к нему и вошел в квартиру как раз, когда сиделка с медсестрой одевали его в «красивый» костюм. Он хотел быть похоронен именно в этом. Я перепугался до полусмерти, поскольку никогда раньше не видел покойников. Окно в спальне было распахнуто настежь, шторы трепетали на ветру, то закрывая колючий и холодный дневной свет, то отодвигаясь и пропуская его в комнату.

«Поможешь одеть его в костюм?» спросила сиделка.

Я посмотрел на нее, а она взяла меня за руку и подвела к постели. Остановившись у изножья, я взглянул в его лицо.

«Он выглядит незнакомым. С трудом узнаю старика».

«Твой прадед вполовину похудел перед смертью, хотя, в остальном, все старики выглядят почти одинаково, независимо от пола», пробормотала медсестра, стоя с противоположной стороны кровати.

Сиделка провела меня вдоль постели, все еще держа за руку, и остановилась у изголовья. Теперь узнать прадеда стало проще, хоть и ненамного. С приоткрытым ртом он напоминал лысого, мертворожденного птенца. Кожа по цвету сливалась с когда-то белой, но пожелтевшей от времени стеной.

«Если будешь поднимать и придерживать его, мы быстро наденем костюм».

Я окинул взглядом медсестру и пробормотал. «Хорошо. Только скажите, что делать».

Они уже надели на него белую рубашку. Сиделка отошла от кровати и стала вынимать брюки из целлофановой упаковки, в которой обычно отдают вещи из химчистки.

«Поверни его к себе, чтобы мы натянули брюки».

Я кивнул и одной рукой осторожно взял прадеда за плечо, вторую положил ему на бедро и потянул на себя. Его рука упала на бок, вытянувшись вдоль края кровати и шлепнув меня по бедру. Женщины натянули брюки, я снова положил его на спину и поднял руку на место. Это оказалось сложнее, чем думалось – рука странным образом не слушалась. Медсестра и сиделка надели на старика туфли, его лаковые кожаные туфли. Прадед купил их уже на склоне лет – он говорил, что много лет хотел такие, но не осмеливался купить раньше.

«Хорошо, теперь пиджак», скомандовала медсестра. «Я одену одну руку в рукав, а потом мы – ты и я – возьмем его под руки и немного приподнимем, чтобы протянуть пиджак под ним и одеть вторую руку. Я передам тебе пиджак, а ты второй рукой придержи голову, чтобы не откидывалась. Готов?»

Я еще раз посмотрел на нее – черт подери, да я никогда не буду готов к подобному.

Старик оказался легким, как пушинка; я положил ладонь ему на затылок, прижав редкие белые волосы к холодной коже. Голова казалась хрупким глиняным сосудом.

Медсестра просунула пиджак под ним и сказала, что можно опускать. Я медленно положил голову обратно на подушку и вынул из-под нее руку. Вот черт! Один глаз у старика был приоткрыт, и я быстро повернулся к сиделке, которая спокойно оттолкнула меня и пальцем прикрыла веко.

«Умеешь завязывать галстук?» затем спросила она.

«Да, конечно», ответил я. Здесь было чертовски жарко.

«Старик просил похоронить с ним два красных галстука. Один на нем, а второй – с серпом и молотом – нужно положить в карман пиджака», пояснила сиделка, передавая нам с медсестрой по галстуку.

«Да, верно», ответил я.

Он как-то говорил об этом. Сказал, что в одном хотел отправиться на Небеса, чтобы отыскать жену, затем переодеть галстук и спуститься обратно, передать привет приятелям. Мне было интересно, как в раю решают столь пикантные проблемы – поднимаются туда после смерти и разыскивают жену, если при жизни были женаты несколько раз. Однажды я спросил об этом одного очень серьезного и религиозного товарища. Тот ответил, что земные банальности не имеют значения на Небесах, потому что поднимаешься ты туда уже ангелом, а у ангелов не земной образ мышления. Я перекинул галстук вокруг шеи и прикинул длину перед тем, как завязывать.

Когда мы закончили, я встал и посмотрел на прадеда в последний раз. Он говорил правду – как только душа покидает тело, остается лишь пустая оболочка, имеющая мало общего с обитавшим в ней человеком. Старик стал моей «первой смертью», однако, это не особенно помогло мне в следующий раз.