Стиг Лейф - Соломантик

Самка пингвина Гумбольдта, как раз высиживавшая яйцо, заболела и умерла. В попытке спасти детеныша, смотритель зоопарка забрал его и подсунул самке императорского пингвина, принявшей его, как родного.

Из яйца вылупился здоровый маленький пингвин Гумбольдта. И все было хорошо, пока детеныш не повзрослел, поскольку, вскормленный императорскими пингвинами, малыш, конечно же, полагал, что является одним из них. Во время первого брачного периода бедняга метался, заигрывая со всеми императорскими пингвинихами. Однако, «императрицы» плевали на него – мелкое, уродливое, наглое недоразумение. С другой стороны, его преследовали пингвинихи Гумбольдта, но он не обращал на них ни малейшего внимания. Не хотел иметь ничего общего с этими мелкими, уродливыми самками. С его точки зрения это было бы почти извращением. Тем временем, первый брачный период подошел к концу, другие пингвины нашли себе пару и создали семьи, и лишь он остался один на пруду.

Во время следующего брачного периода смотрители могли только наблюдать, как малыш лезет из кожи вон, но снова остается один, не понимая, что происходит. Период уходил за периодом, каждый раз откалывая осколок от его сердца, пока, спустя много лет, маленький пингвин, наконец, не умер, покинув свой личный маленький ад.

Пожилая дама в длинном, грязном пальто подошла и встала рядом со мной, заглядывая в окно. Она напоминала жительницу стран Востока. Я отвернулся и чуть не налетел на пару. Парень перепугано посмотрел на меня и поспешил вперед, обнимая свою даму сердца.

Приятель стоял ко мне спиной. Мое «Эй, здоровяк!» заставило его обернуться. Выражение лица смягчилось, и он ответил. «Здорово, чувак! Ты где пропадал всю неделю?» он обнял меня за шею и прижал к себе. Затем нагнул голову так, что наши лбы соприкоснулись.

Я промямлил нечто из разряда той ахинеи, которую несешь всякий раз, когда не можешь понять, как это кто-то умудрялся столько времени не попадаться тебе на глаза. Целую кучу времени, которую ты не потратил на что-то полезное, а просто убил, пытаясь разложить по полочкам беспорядочно мечущиеся в голове мысли.

Я почувствовал весь его вес, когда он покачнулся и буквально повис на мне.

«Чертовски хорошо, что ты пришел», произнес приятель и толкнул меня. «Пошли к барной стойке, я как раз там сижу».

Он потянул меня за собой, обняв одной рукой, при этом другой расчищая путь.

«Ты что будешь, разливное?» Я кивнул. «Хорошо, два разливных пива и две текилы», громко заказал здоровяк и уперся в стойку.

Когда пена достигла крана, барменша отпустила рычаг и дала пиву осесть, прежде чем отправить в бокал последние несколько капель. Схватив второй, девушка поставила оба бокала на стойку перед нами.

«Не забудь текилу», напомнил приятель.

«Сейчас», ответила девушка и отвернулась с двумя пустыми склянками для шотов в руках.

Поставив их под ряд перевернутых бутылок, начала доить одну из них.

Почувствовав, как хрустит соль, я вгрызся в дольку лимона и ощутил вкус смешанного с солью и напитком сока.

«Повтори!» Он хлопнул меня по плечу и махнул барменше.

«Вижу, ты сегодня в ударе», произнес я и глотнул пива. «По какому поводу?»

Нам выдали еще по текиле, и я снова насыпал соли себе на ладонь.

«Она бросила меня, старик! Все кончено. Ты только подумай! Эта гребаная стерва выставила меня вон!» здоровяк сделал глоток, и несколько капель пива стекло по подбородку, растворившись на его темной клетчатой рубашке.

«Ого», выдавил я. «Извини, старик, это…»

«Но», он перебил меня, «у меня все, мать его, будет хорошо, я справлялся и прежде». – Вытер рот и подбородок. «Теперь я снова пью и гуляю. Твое здоровье, старик!» и схватил свой шот. Я последовал его примеру.

«Нам, невероятно остроумным, образованным, поразительно сексуальным холостякам, которых скоро начнут осаждать толпы безумных поклонниц, плевать с высокой горы», проорал здоровяк и проглотил свою текилу.

«За это стоит выпить», сказал я с полным ртом соли.

Поставив рюмку, осмотрелся. Заведение довольно стремительно заполнялось и, насколько можно было судить, я здесь явно был самым трезвым. Несколько посетителей выглядело так, словно их одолевало заново накрывшее вчерашнее похмелье. Я схватил свое пиво, хоть на вкус оно больше напоминало помои.

«Эй, поздоровайся с моим Братом по оружию», произнес приятель и одной рукой приобнял рыжеволосую барышню, сидевшую с другой стороны, положив локти на барную стойку. Девушка повернула голову, поднимая на меня глаза, и помахала рукой. Я поймал ее ладонь и поздоровался.

Чересчур выделяя звонкие гласные, она ответила:

«Приятно познакомиться, твое здоровье!» Затем снова отвернулась и положила голову на руки, все еще покоившиеся на стойке.

«Она чертовски прекрасна, старик! Пьет текилу со мной наравне», похвастался он и похлопал ее по спине.

«Оно и видно», заметил я, взяв свое разливное в другую руку. Длинная, раскачивающаяся очередь продвигалась к туалетам и обратно. Все проходили вдоль бара.

Временами в заведение набивалось столько народу, что тебя оттесняли к сортиру, даже если на деле ты пытался протиснуться к одному из столиков.

Я залпом осушил бокал и быстро сообразил, что пришла моя очередь угощать. Подняв руку, попытался привлечь внимание статуи на разливе.

Девушка шлепнула сдачу на стойку, а я терпеливо дождался, пока она перестанет вертеть ее в руках, взял деньги и сунул их в карман.

«Следи за выпивкой, я схожу отлить», сказал я приятелю на ухо.

«Хорошо», бросил тот через плечо и снова повернулся к рыжей.

Пытаясь сразу и следить за очередью, и пробираться к уборной, я начал свой путь, пропихиваясь и проталкиваясь между бедер, задниц, рук и сисек. Дым и толпа становились плотнее по мере того, как я продвигался вглубь заведения. Масса тел толкнула меня в нишу возле таксофона. На стене рядом с аппаратом я прочел:

«Страх перед голодом оборотня пробуждает тебя ото сна, потому что ходят слухи, будто он сбежал. Он восстает из самого сердца ночи, выбирая жертву. А затем девушка, которую зверь поймает для своих утех, будет брошена умирать от кровоточащих ран. Ты дрожишь, зная, что существо с таким чувственным бременем становится агрессивным и раздражительным, когда ночь подходит к концу. В апатии ты вспоминаешь, где странствовал зверь, а в зеркале видишь лицо оборотня, и это – твое собственное лицо».

Я задумался. Затем вверху на стене прочитал дальше: «Не надо объяснять, просто позвони, и я найду занятие для твоего ствола, хоть днем, хоть ночью, хоть с утра».

И снова мысленно сел в лужу.

Спустя пару минут я струей гонял окурок по писсуару. Интересно, делали ли женщины нечто подобное – сидели на унитазе, глядя себе между ног, виляя задницей в попытках направлять струю?