Александр Миронов - Ультрафен. Роман. Книга 2

Из окна своего кабинета время от времени выглядывал Прокудин. И как только «Волга» вынырнула из-за поворота улицы Фестивальной на улочку Красная, где находится Управление, он поспешил на выход.

Евгений Моисеевич, спускаясь с крыльца, расплываясь в улыбке и разводя руки в стороны, шёл гостям навстречу.

– Здравствуйте, Андрей Андреевич!

Андрей Андреевич без всякого энтузиазма, пожал потную руку и представил гостя.

– Викентий Вениаминович.

– Очень приятно! Евгений Моисеевич Прокудин, начальник уголовного розыска, – пожимал руку гостя. – Прошу ко мне! – показал широким жестом наверх.

– Евгений Моисеевич, некогда. Давай сразу к делу, – упредил Андрей Андреевич.

– Хорошо, пойдёмте.

Прокудин повёл гостей в дежурную часть.

Викентий Вениаминович, засунув руку в карман костюма, вытирал ладонь о платочек. Потных, как и неряшливых людей, он брезговал.

– Силантич, нам в капезе. Эти люди со мной, – и добавил многозначительно, – прокуратура.

Дежурный узнал Андрея Андреевича и поздоровался. Незнакомцу майор кивнул, что, в общем-то, можно было понять, как разрешение на прохождение в капезе всем.

Прошли по сумеречному коридору, мимо стола (отбойник-успокоитель горячих голов), на котором стояла банка, наполовину наполненная окурками, и спустились к двери, выводящей на территорию капезе. Дежурный отодвинул металлический засов и проводил гостей на двор.

Двор был широк. По периметру огорожен кирпичными строениями: гаражи для служебных машин, вольеры для собак и красное приземистое здание, где располагались камеры предварительного заключения – КПЗ. С двух сторон бетонная ограда. И над всем этим в несколько рядов колючая проволока.

У двери капезе Прокудин нажал на кнопку. Изнутри раздался резкий звук звонка.

Через минуту открылось маленькое окошечко, и на посетителей уставился глаз.

– Майор Прокудин. И со мной двое из прокуратуры.

Прогремели замок и засов, и вскоре открылась дверь. Их встретил сержант, большой, налитой, красный, как переспелый помидор, в расстёгнутой до пояса рубашке. Рукава закатаны до локтей.

– Проходите, – пригласил он, отступая в сторону.

Посетители вошли, за ними тут же задвинулся засов, и звякнули ключи в замке.

Сержант повёл гостей вглубь помещения, по сумрачному покрашенному коричневой краской коридору.

За столом дежурки сидел уже немолодой старший лейтенант. При появлении людей поднялся, подслеповато, как крот, посмотрел на вошедших. Прокудин, кивнув на своих спутников, сказал:

– Ваня, люди из областной прокуратуры. Изобрази им Гнедова, они поговорить с ним желают. Есть у тебя свободный кабинетик?

– Есть один, пока не занятый. Сичаза организуем, Евгений Моисеич. – Ваня повернулся к верзиле. – Проводи Гнедова в первую камеру.

Верзила кивнул и, забрякав ключами, пошёл вглубь бокового коридора. Старший лейтенант, невысокого роста, мешковатый, сам повёл посетителей в пустующую камеру. Толкнул дверь рукой, и та отворилась, тонко скрипнув.

– Вот, пожалуйста, элитная.

– Спасибо, Ваня! – поблагодарил Прокудин. – А теперь оставь нас.

В камере находились нары, столик, стул – все приковано к полу.

Андрей Андреевич положил на стол папку и стал вынимать из неё чистые листы бумаги.

Викентий Вениаминович присел на нары.

Ввели Гнедого.

– Товарищ майор, арестованный Гнедой доставлен на допрос! – доложил сержант, стараясь выдерживать солдатскую выправку, но это ему не удавалось, мешали живот и въевшаяся в кровь разболтанность.

– Ладно, иди, – небрежно отмахнулся майор.

Андрей Андреевич сказал арестованному:

– Садись, вот, к столу.

Гнедой выполнил команду, сел на указанное место.

– Гнедой, мы следователи прокуратуры. У нас к тебе несколько вопросов имеется. Первый – ты действительно убил человека?

Арестованный, пожав плечом, кивнул.

– Так. Скажи, применялись к тебе какие-нибудь меры воздействия, скажем: побои, насилие, пытки?.. – Гнедой дёрнул головой: нет. – Значит, у тебя к следствию претензий нет?

Андрей Андреевич вопросительно посмотрел на куратора. Тот сидел, рассматривая арестованного.

– Тебя сегодня вызывал следователь? – продолжал допрос Андрей Андреевич.

– Да.

– Кто был при допросе?

– Следователь Феоктистов, какая-то баба из прокуратуры и ещё мужик, пожилой.

– При допросе ты ничего особенного не заметил? Никто из этих людей тебя не просматривал через какой-нибудь прибор?

– Не знаю… Баба какую-то трубу крутила. Бинокль при ней как будто. В трубе что-то светилось вроде.

– Ага! – оживился Андрей Андреевич. Он пододвинул к арестованному листы, ручку. – Ну-ка, нарисуй нам её.

– Кого?

– Трубу! Не бабу же.

Гнедой поднял тяжёлый взгляд, обвёл им присутствующих – те выжидающе смотрели на арестованного.

– Я не умею рисовать.

– Ну, ясно, у тебя другое хобби, – усмехнулся Андрей Андреевич. – Рисуй, как умеешь. Но чтобы понять можно было, что это труба, а не нога той бабы. Давай.

Гнедой взялся за ручку. О чём-то поразмыслил, посоображал и приступил к рисованию.

Посетители наблюдали за ним молча. Лишь Прокудин недоуменно поглядывал то на Андрея Андреевича, то на гостя. Ему хотелось о чём-то спросить, но присутствие Гнедого сдерживало его любопытство.

– Гнедой, скажи, а та баба, как с этим прибором играла? – спросил Андрей Андреевич.

– На меня его наводила.

– И долго смотрела?

– Не знаю. Я потом только увидел. Огоньки в ней какие-то светились.

– Как светились?

– Как в фонарике. Только слабые, красноватые, не то малиновые.

– Ну ладно, рисуй.

Машина ПМГ, пропетляв по Байкальским улочкам, остановилась у дома Фомичёва. Анонычев и водитель вышли из машины и направились к воротам гаража, выходящим на улицу.

Ворота были заперты изнутри. Милиционеры прислушались, в гараже чувствовалось движение. Сержант-водитель сказал:

– Там, кто-то есть. Стучим?

Анонычев кивнул и стукнул кулаком по воротине. Но на стук никто не отозвался. Ногой забарабанил сержант.

– Каво надо? – послышался возмущённый голос.

– Фомич, угро! – ответил сержант. – Выйдь на минуту.

– Не могу. Машину крашу.

– Ты дурака-то не валяй. Не то ворота вышибем, – пообещал сержант.

– Да чо случилось?..

– Выходи, узнаешь!

В гараже послышался матюжок, возня, вскоре раздался стук запора и из створки ворот вышел мастер. Он был в переднике, заляпанном краской, в марлевом респираторе, который тут же сдёрнул с лица на подбородок. Человек едва ли не коричневый, но не от загара, а от чифиря, медвежеподобный, а в своём недовольстве казавшийся злым.

Анонычев показал удостоверение. Фомич заглянул в него и проговорил: