Игорь Олен - Познавание ведьм. Москва-1984

Вдруг она, вытянувшись, как дым, отвела створку рамы. Он, ткнувшись в стекло внешней форточки, замолчал.

Ведьма заснула; утром, серым, туманным, зябким, с первым щёлком замка пробудившись, молча рассматривала вошедшего. Подвижный, плотный, он, верно, держал свою руку на пульсе времени и, по всему, мог читать популярнейшую поэму «Гул времени» наизусть в обратном порядке, выбрасывая в ударных словах кулак вверх, оттого, видно, был на виду начальства и вид имел бодрый, уверенный. И ещё: он всех видел насквозь.

– Пам-пара… – спел он, сняв пальто. – Поэтесса?

– Вау! – дурой выставилась Алгаритма.

– Ваш почитатель? – кивнул человек к окну, начиная копаться в наваленных на столе бумагах.

– Хрю, – сказал Прохиндей. – Хрю-хрю!

– Он будит там знаете сколько? – вставила ведьма. – Пока меня не напичатаите.

– Простыню нацепили, чтоб выделяться? – спросил человек, роясь теперь в шкафу. – И, ясно, пишете про любовь?

– Любовных много стихов! – пищала она, предъявляя большую папку. – Есть про природу и производственная тиматика. Без меня не поймёте, так как моя стиливая манера своиобычна, Фёдор Иванович.

– На-Горá Александр Матвеевич, – он поправил не оборачиваясь. – Оставьте адрес, я позвоню… Велите ему вылезать к чертям.

– Хрю! – встрял Прохиндей поёрзав.

– Только звоните ночью, – жеманничала Алгаритма. – Днём я творю, вникаете? Живу я здесь рядом, в проулке. В Среднениколопесковском поблизости. Маленькая манса-ардочка в стиле ретро… Ах! Сядем под абажуром, будим беседовать о по-эзии и искус-стве. Московские дворики снегом покрыты … Свежесть и сила, свежесть и сила! Хоть до утра. Вникаете?

– Понимаю, – оценивающе смотрел На-Горá.

– Хрю же!

– Можно надеяться?

– В следующем, ноябрьском, номере – нет, – честно сказал На-Горá, промча взором по простыне, в кою пряталась гостья. – Никак. Полный шкаф рукописей. Очерёдность. Может, нынче же вам звякну, дивная.

– Ни прощаюсь тогда, ни прощаюсь… – тянула кокетливо та вставая. – В шкафе мне нет конкурентов. Вникаете?

– Понимаю, – галантно кивнул он.

В мгновенье ведьма исчезла в дверной под ключ скважине, оставив лишь простынь к смущению На-Горы, помявшего край руками. – Дура. По-эзии и искус-стве … – передразнил всезнающий человек. – Однако смазлива и обитает рядом… – Волосы у него поднялись в волненьи. Он прошёл взять папку, чтоб узнать её имя и позвонить спустя час. – Цветаева. Из неизданного… – Усмехнувшись, он потянул тесёмку. Зашелестели переворачиваемые толстым пальцем страницы.

Заголосил телефон: «Саша? Эт» Перекриков». – «А-а, заходи, брат, вёрстку сдаём. Звонко, знаешь, написано, с оптимизмом, как любят». – «Лады. Ну, бегу…» На-Горá, бросив трубку, стал лихорадочно вспоминать, кто б сделал ему фотокопию этой рукописи, ведь Цветаеву не издавали, творчество её было тогда дефицитом.

– Да хрю!

Дз-з-з!!

«Слушаю». – «Александр Матвеич? Я от Ухерина. Пётр Ильич просил…» – «Догадываюсь, о чём вы. Сильная, искренняя поэзия! Отдел упоённо читал! Передайте Петру Ильичу: в новом номере… Сам забегу к вам с вёрсткой… Я изумлён! Министр, поглощённый, можно сказать, государственными масштабами, с гением выразил себя в слове!.. Да, совершеннейшее почтение от меня, На-Горы, уважаемому Петру Ильичу».

Он, бросив папку с Цветаевой в стол, отбежал к шкафу за злободневным, где и застыл на миг, чтоб потом извлекать содержимое и шептать: – Что?!! Данте, неизданное… неизданное Шекспира… Блок, вновь неизданное… Бред… Где Риммы Синичкиной «Слышу душу»? «Радужные горизонты» Пенкина? Пётр Ильич где с «Записками коммуниста-партийца…»?

Он заметался, переворачивая в шкафах и на полках бумажные стопы рукописей.

– Хрю!

– Вы здесь? – Подскочив, На-Горá выкорчевал Прохиндея из форточки да схватил за грудки. – Стоп клоуничать, вы!!! Где рукописи?!

– Хрю!

– Хрю – и я могу, чёрт дери! Что прикажете мне печатать?! Вашего Данте… хлам этот ваш?! Фамилия ваша не Подсиделов, хрю?! А – в милицию! Разберёмся, что вы тут делали! – Он повлёк, было, хрюкавшего мужчину, но, озарённый, набрал номер ведьмы, услышал: «Але, комитет безопасности», – чертыхнулся и потащил Прохиндея с двойною яростью.

Так как в милиции оба – истец и ответчик – визжали, как свиньи, их попросили дохнуть в алкогольные трубки и, убедившись в трезвости, выгнали. На работе по этой же самой причине и Прохиндею, и На-Горé дали экстренный отпуск. Несчастные зачастили в инстанции с жалобами; им чудилось, что они говорят, внимавшим же очевидным казалось, что – хрюкают, потому их не поняли и общественно осудили.

Зря: скоро многие в Москве хрюкали, о том не ведая. От хрюистов спасались, чтоб ненароком их не обидеть смехом, а отвечали, коль приходилось, уклончиво, наугад. Стремились общаться с нехрюкавшими, чьё число сокращалось решительно день за днём. В конце концов не затронуты эпидемией оказались лишь маргиналы да дети.

Старые телефоны стирались за невозможностью мало-мальски осмысленного общения, новые же – записывались…

Но очень скоро стирались.

Только что надавив кнопку лифта, расстроенный Прохиндей плыл от бывшего друга, коему битый час изливал свою душу, взамен удостаиваясь скотских звуков и мути смущённых глаз. «Господи! надо сбыть товар и бежать из свинарника!» – произвёл он подобие мысли, вспомнив, что ведьма указывала на цирк как место, куда попадёт Воротила Финансович.

Верно, не так давно цирк купил говорящую птицу, ворону, латинское Corvus corax L. , столь скандальную, что был вынужден, вслед за тем как означенная Corvus corax L. провалила упорным молчаньем номер, сдать саботажника в зоопарк. Прохиндей срочно отбыл туда. Прочь, слоны и жирафы, киты, львы и грифы с томящимися близ вас почитателями царей! К сетке, запершей нескольких чёрных каркуш в ветвях старой липы!

– Хрю!

Воротила Финансович высунулся из листвы, присмотрелся и подлетел.

– У меня Чёрное море, хрр! – выпалил Прохиндей, испугался и оглянулся.

– О, я вам верь! – кивнула ворона. – Однако желайт убеждаться, чтоб обсуждайт бизнес. Ночью рви сетка, вместе идём ваш дом. Йес? ноу?

– Сóхрю, сóхрю… – пролопотал гость осклабясь, ибо на человеческом языке всё значило: я согласен, приду где-то в полночь.

– Ви насмехаться? – спросил Воротила Финансович, заметавшись вдоль сетки с противными криками, привлекая народ. – Отвечайт прямо: да – нет. Что хрю ? Двойной игра, может?

– Хрюннь! – бормотнул Прохиндей убегая и мысля, что с Воротилой Финансовичем дел вести невозможно из-за наклонности к самопиару и нетерпимости буржуазного толка, что привлекают чреватое Магаданом вниманье, которое незачем.

В полночь он всё ж явился, дрожащий, скусил проволоку щипцами, сунул крылатого компаньона за пазуху и пустился по тёмным аллеям к выходу. Но, поскольку на деловые вопросы он отвечал неохотным сдавленным хрюканьем, птица, обидевшись, вырвалась, разодрав ему плащ, раскаркавшись скандалёзно. Мелькнули огни сторожей, послышался топот с лаем. Огрев Воротилу Финансовича кулаком, вор скользнул меж прутьев ограды, влез в «жигули» и яростно газанул, шепча: «К чёрту идёт он, хрю, бешеный!»