Игорь Олен - Познавание ведьм. Москва-1984

Лист был смят. Взяв новый, он черканул стремительно. Получилось: « В преддв é хрю знамéхрю… »

Выскочив в коридор, он кинулся от дверей, за которыми хрюкали и несли околесицу заражённые эпидемией люди, стучали машинки, трезвонили телефоны. Встретилась Активистка-Арина и завизжала, чтоб написал что-нибудь «знáхрю, призывхрю и вдохновляхрю, типа: повысим, активизируем и улучшим…» – «Лáхрю!» – начал он, но скептический склад ужаснулся, и он нырнул в туалетную комнату, где, умывшись холодной водой, курил. Пальцы, державшие «Север», вздрагивали… Заразился, но странно: осознаёт болезнь… Хлопнула дверь, тут как тут Балабол: ещё тычется сигареткой прикуривать, а уж хрюкает и подмигивает доверительно: дескать, что, загнала работёнка в сортир, хы? это терпихрю, а погоди, сюда стол поставят, чтоб и нуждишку справлять да бумаги строчить; он лично заколебался им хрень выдумывать, хрю, не конь! этот сбагрю доклад – адью, хрю, уездили сивку! а на носу годовой отчёт, хы! жизнь у нас – мертвецу позавидухрю! ноги делать пора к чёрту с общества , так сизить! хрю! пусть пишут сами! концовочку не подскажешь? чтоб, значит, влёт било: активизихю, повысихрю!..

Скептик выбежал на холодную улицу, чувствуя, что чокается.

Сыпал снег. У поворота авто притормаживали сигналя, так как на крышках канализаций грелись собаки, коих обкаркивала со столба взъерошенная ворона. За деревянным забором плыл с гудом кран, верещали лебёдки, постукивали мастерки.

– Мать моя, ты раствор подашь? – ругались со строившегося дома. – Ивлев приехал ведь!

– Что Ивлев? Пень он, твой Ивлев! – открикивался кто-то снизу. – Заказывал дюжину кузовов, а он – два привёз.

Скептик, войдя в ворота, пробрался к группе людей стрельнуть покурить (забыл сигареты, спасаясь от Балабола, на раковине в туалетной комнате).

– Корреспондент, что ль? – спросил, кто открикивался.

– Нет. С общества . Я оттуда, – затягиваясь, сказал Скептик.

– А, хрюкачи? Знаю… Ну, сколько в обществе зарабатываешь?

– Сто семьдесят в месяц.

– Тю, Москва, ты больной, что ли?

– Я не врубился.

– Сéмью содержишь?

– Я не женат.

– К нам давай, коль не пьёшь. Дам двести, далее – по работе. Я тут прораб. В людях нужда. Командировки бывают: Север, Дальний Восток, Кавказ. С полевыми! Интеллигент у нас в каменщиках. Вот как ты: пришёл покурить, остался. Что я болтать, говорит, буду? Лучше работать. Вкалывает дай боже.

– Хрюкают здесь у вас?

– Хрюкнешь – кран тебе бадью нá голову. Слово – дело, хрюкать опасно. – Прораб почесал висок. – После смены, ясно, бывает. У телевизора иль в газетке читаешь хрюканье; ну и сам хрю-хрю… Спрашивали начальство, что, мол, творится, а нам немедленно директиву с этими хрюероглифами… Ухерин – слышал? – был к нам проветривать нам мозги. Пандéмия, говорит, эпидемия, с этого… ну, тлетворного запада… потом как обычно: в преддвехрю знамéхрю… А, Ивлев. Сейчас его, паразит такой… – Прораб скрылся.

Скептик, взглянув, как каменщики кладут стенку, направился к обществу .

На повороте у крышек канализаций длилось сражение. Псы терзали ворону, которая, опустившись в тёплый оазис греться, скандалила:

– Зверь проклятый! Я обдирайт вас шкуры сразу как человек! Дай крыло с зубов!

Скептик палкою разогнал собак, и ворона, запрыгнув ему на плечо, махнула крылом.

– Друг, быстро! Ехай! Отель «Насьональ»!

Перья вороны торчали, как иглы; в волненьи перебирала она, устраиваясь, лапами, до когтей скрытых чёрными перьевыми штанишками. Рассмеявшись, Скептик пошёл с ней.

Пока писал заявление, увольняясь, птица расхаживала взад-вперёд по столу, ворча:

– Русский традицъя – волокитство бюрократизм… Как можно с такой вялый темп стать финансовый, политический и промышленный лидер? – Походя, она скидывала бумаги, лежавшие на столе в избытке, нá пол. – Кой чёрт это нужно? Бизнес не надо доказывайт, он доказывайт сам себя без слов!

– Из кремлёвского, что ль, зверинца? – подкалывал Скептик. – Славно подкована в политчасти.

– Не понимай ирония! Не желайт шутить!

– Хрюй? – влетела в дверь журналистка Трещи Какпредписавна, спрашивая таким образом бог весть что.

– Хряки, – ответил Скептик и, встав, вежливо указал птице к выходу. – Please.

Были сумерки, когда вырвались из метро и в потоках людей пошли на Неглинную. Так как птица за пазухой, подле Лавки писателей Скептика обстреляли сдавленными вопросами:

– У вас что?

– «История государства Российского», – выпалил он с намёком и продолжал путь, но близ троллейбусной остановки был окружён букинистами. Он шагнул к милицейскому лейтенанту, случившемуся поблизости; спекулянты немедленно разошлись.

За Садовыми Скептик двинулся по бульвару, держась фонарей. Птица влезла ему на плечо.

– Быть знакомится: Воротила Финансович S`oross, миллиардер.

– Я Скептик.

– Русский философ? Во-первый, куда идъём? Второй вопрос: у вас нет история, ибо люди бежали за нами, когда вы сказал им?

– Достаточная история, но политико-династийная. Потому-то не государства Российского, а история от варягов, татар, немцев, галлов, прочая. Вскоре будет американский период, чувствую.

– Понимайт, понимайт… – Воротила Финансович сунул клюв к его уху. – Идеологическая борьба, йес? Западный дух – отрава, да? Но мой фирм поставляет в Союз миллион Irish виски. Горький, Калинин-стрит – есть в любой магазин! То ест я повышайт ваш дух, вам содействуй. Как русский философ фамилия Солофьёф писал, что вино укрепляйт нервный energy и психический жизнь; также, крепко усиливайт дух, полъезно, страница семь восемь, том восемь собрания сочэнений означенный Солофьёф, цитировал я в мои этикетки для виски экспорт в Россия. Акрррахх! – Воротила Финансович гомерчески засмеялся, но замолчал оглядываясь. – Знакомый ландшафт, однако… Не есть путь к отель!! – Он взмыл резво, каркая, и уселся на нижнюю ветку дерева. – Требовайт объяснений: куда и зачем идъём!

– В уголок Дурова.

Птица, перепорхнув выше, скандалила:

– Но я был там! Продан туда как в рабство! Был потом в зоопарк! Я не есть натуральный птиц! Я есть дружеский гость, позабывши слова превращайся обратно… Измена, кррахх!!!

Бульвар взгомонил воронами, налетевшими тучею. Воротила Финансович, сверзившийся в кусты, оттуда молчком скакнул к Скептику. Вражеские перехватчики – наперерез. С жалким карканьем он, порхнув в сторону, пересёк неширокий газон и влез в сумку девушки, шедшей откуда-то и куда-то.

Девушка задержалась, раскрыв сумку, кшыкнула. Финансист, блеснув глазом на каркавших на деревьях врагов, влез глубже в какие-то тряпки под пачкой масла да пучком зелени и кефиром. Девушка, на скамейке опорожнив сумку, так её вдруг встряхнула, что он, чтоб не выпасть, впился когтями в ткань, бия крыльями, а когда девушка попыталась извлечь его за трепещущий хвост, он клюнул её в перчатку, каркнув: