Сергей Е. ДИНОВ - Невольница. Книга вторая

В подобных мешках в самой гавани нескончаемая вереница подвод, запряженных тягловыми быками, подвозила на торговые суда пшеницу.

По пути, над гружёными подводами, телегами, бричками пар и ли крикливые, суетливые белоснежные чайки. Грязные серо-черные вор о ны по-хозяйски расхаживали по пыльной, немощеной дороге, клевали рассыпанное зерно.

Зерно, видать, особого рода грузили на неприметную рыбачью фелюгу на дальних подходах к гавани. И отношение к грузу было особое, бережливое. Босяки заходили по пояс в воду, осторожно, стараясь не замочить мешки в сизых волнах, подавали ценный груз на борт фелюги. Матросы, более похожие на живописных оборванцев – пиратов, бережно укладывали мешки на палубу.

Перегруженное суденышко изрядно осело в воду. Волны порой перехлестывали, заливали края деревянных просмоленных бортов. Перегруз фелюги нервировал хозяина, дородного чернобородого грека. Хрипящим басом он покрикивал на грузчиков по-гречески. Матросов ругал отборным русским матом, переругивался на корявом турецком с худющим турком в грязной феске, что помогал команде на корме укладывать мешки аккуратно, не в навал, но в штабель, устойчивый к качке.

В неловкой осторожности грязных, нищих оборванцев, в сдержанной суете грубой, простоватой, злобной матросни, с кинжалами за поясами, на манер турецких янычар, не трудно было усмотреть преступное действо.

Грузные, горбоватые, будто набитые кочанами капусты, мешки выносили из разлома-пещеры в известняковом утесе, из разветвленного под городом жуткого лабиринта одесских катакомб. Загрузка фелюги со стороны выглядела секретной операцией контрабандистов.

Надо же было такому случиться, что за тайной и скорой погрузкой сквозь чахлый кустарник с вершины утеса наблюдал именно сторонний соглядатай – упитанный юнец в сером сюртуке Ришельевского лицея. Толстощекий мальчуган возбужденно сопел в предчувствии опасности, в своих детских романтических фантазиях мнил себя разведчиком, аккуратно карябал на листочке, разложенным на плоском камне, вырисовывал свинцовым карандашиком палочки по количеству выносимых из подземелья мешков. В нервическом состоянии не оставлял юный умелец и художественных помыслов: поспешно, но весьма схоже зарисовал фелюгу со спущенным косым парусом, самих контрабандистов: толстяка-грека, турка, трех матросов и оборванцев грузчиков. Лицеист был весьма доволен своим секретным занятием, предвкушая, очевидно, будущее поощрение от директора лицея за донос и похвалу за художества.

Шлепая б о сыми ногами по желтой, зловонной жиже, стекающей из расщелины, сгибаясь под тяжестью груза, обессиленные оборванцы-грузчики оттаскивали к пенному прибою последние мешки.

В море, на рейде, в миле от одесского маяка стояло на якоре торговое судно, кочерма 10 10 Кочерма – двухмачтовое парусное судно, в турецком флоте в XIX веке применялось для перевозок грузов, высадки десанта, сторожевой службы. Активно использовалось торговцами, контрабандистами и пиратами на Черном море. под флагом османской империи. На кровавое полотнище с белым полумесяцем навел медную подзорную трубу толстяк грек, хозяин фелюги. В мутном оконце оптического прибора он уловил сигнал опасности: беспокойное и тревожное размахивание белым платком с палубы «торговца». Последовал грозный окрик хозяина фелюги к окончанию погрузки.

Один из голоногих матросов сдернул петлю швартового конца с известнякового обломка и ловко забрался на борт.

Босяки, с натугой, упершись руками в борта, стянули суденышко с песчаного берега. Стоя по грудь в воде, слегка покачиваясь на волнах вместе с фелюгой, подтянулись они к корме, получили от грека расчет за труды в несколько медяков и по серебряной монете, откланялись и всей ватагой легко оттолкнули судно дальше от берега.

Бородач, главный из грузчиков, пожилой, широкоплечий, сухощавый хохол в холщовой рубахе навыпуск, стоял в воде по пояс, с глубокой печалью на обветренном лице трижды размашисто перекрестился, осенил крестным знамением отходящую фелюгу, напутствуя необычный груз на долгое, тяжелое морское путешествие и прохрипел короткую матросскую молитву: «Всеблагая богородица, на коленях молим тя, не дай нам погибнуть в море».

Хмурый грек глянул в сторону берега, скверно выругался, будто увидел нечто отвратительное.

На вершине утеса замерла зловещая человеческая фигура в долгополом черном одеянии, с черным глубоким капюшоном, скрывающем лицо.

С уходящей от берега, скользящей по волнам фелюги, в неожиданном душевном порыве грек швырнул бородачу бутылку ямайского рома. Бородач ловко поймал на лету подарок, от сей нежданной щедрости в благодарственном поклоне макнул в волны бороду, тут же свернул сургучную заливку на горлышке бутылки, вытащил зубами пробку, сплюнул ее в воду и опрокинул сосуд в горло, жадно поглощая горячительную влагу. Затем неспешно спрятал бутыль с остатками рома за пазуху, заткнул за пояс и еще раз с почтением откланялся уплывающему с грузом контрабанды хозяину фелюги.

На мачту фелюги рывками поддернули обтрепанный, выцветший российский торговый флаг и подтянули до клотика грязное полотнище косого паруса. Парусина расправилась, упруго выгнулась, поймав дуновение ветра. Тяжко переваливаясь на волнах, выставляя под кровавое солнце ребристые просмоленные бока, фелюга взяла курс на османскую кочерму.

Полуголые, б о сые грузчики, вполне довольные заработком, выползли на песчаный берег, игриво потряхивали, подбрасывали в ладонях медные гривенные и полушки, привычно сунули серебряные монеты за щеку, подальше от поборов возможных контролеров, возбужденно переговаривались меж собой, мечтая пропустить стаканчик – другой кислого винца в припортовом подвале таверны грека Потоппуло.

Бородач с блаженной улыбкой, усталого, но предовольного работяги, придерживал рукой за пазухой початую бутылку рома, делиться с подельниками не собирался.

Вдруг развеселый говор и смех артели разом стих. Грузчики замерли от ужаса, обернулись на дикий вскрик бельмастого босяка с уродливым родимым пятном во всю щеку.

Из лаза в склоне известнякового утеса в предзакатном, багровом мареве солнечного света выскользнули одна за другой мрачными привидениями недавней эпидемии чумы люди в черных, парусиновых плащах с капюшонами, в черных масках, наподобие уродливых вороньих клювов.

Босяки заблажили от ужаса осипшими голосами и бросились бежать врассыпную.

С появлением на склоне утеса черных призраков мрачный бородач замер на месте, вздрогнул, затем согнулся, будто в пояс поклонился мрачным пришельцам подземелий. Опустился на колени в песок, дрожащей рукой истово осенил себя крестным знамением и замер, как бы с удивлением рассматривая стальную стрелу арбалета c черным оперением, торчащую у себя в груди, и расползающееся по рубахе черное пятно собственной крови.