Сергей Е. ДИНОВ - Невольница. Книга вторая

Агнесса потянула младшую сестренку за руку, приблизилась к Введенскому, определив в нем единственного защитника и спасителя, в благодарность присела перед ним в легком книксене. Откланялась она и тряпичной куклой, тем самым, выражая свое нервное состояние и ужас, только что пережитый при появления столь жутких оборванцев. Младшая Агния за ее спиной угрюмо молчала, не менее сестры, потрясенная своим храбрым и безрассудным поступком, правильно разумея, что острым сучком сухой ветки могла лишить бельмастого страшилу его невидящего глаза.

Дрожащим голосом кукольного персонажа старшая Агнесса, скрывая свое волнение, проговорила, обращаясь к Введенскому:

– Ззздравствуйте, сударь! Премного вам благодарны за участие!

Малышка Агния обернулась назад, не нашла среди кустов страшных шутников, понимая с детской непосредственностью, что беды, скорее всего, удалось миновать, таким же тоненьким, дрожащим голоском, как и у сестры, пропела:

– Здравствуйте, господин поэт!

Введенский постарался подальше увести напуганных девочек подальше от опасности, которую все еще могли таить кусты, хотя сам сильно переволновался при появлении столь жутких бродяг, которых принял за безумных грабителей, выползших из своих подземных укрытий средь бела дня. Наконец, близ памятника Дюку де Ришелье он остановился, перевел дух и ответил сестрам сдержанно, но игриво:

– Как же вы неосторожны, невесты! Добрый и вам день!

Старшая Агнесса приняла суровый и независимый вид, ответила с иронией, не свойственной тринадцатилетней девочке:

– Простите, сударь, но вы слишком стар ы для флирта. Мы с сестрой весьма благодарны вам за спасение, но… – девочка не договорила, сочла свои замечания все же неуместными в данной ситуации.

«Сударю» Введенскому было в то время около сорока лет, для юных девочек он, разумеется, был уже слишком стар. От неожиданности Введенский замер с открытым ртом, оказавшись не в состоянии достойно ответить задиристой малолетней красавице. Младшая Агния забрала у сестры куклу и сказала от ее имени, картавя, поддерживая игру в этот своеобразный кукольный театр:

– Мы с Агнешкой бесконечно благодарны вам, сударь, за спасение.

Агния имела в виду свою куклу и обозначила игрушкой уважительный поклон.

– Простите, барышни, – решился уточнить Введенский. – Значит, вас зовут Агния и Агнесса. А вашу тряпичную воспитанницу, если я правильно понимаю, Агнешка?

– Именно так, – снисходительно кивнула головой старшая сестра.

– Позвольте выразить вам почтение и признаться, что мы втроем, инкогнито, были на вашем вечере поэзии, – продолжила младшая Агния голоском куклы.

Введенский искренне обрадовался.

– Невероятно! – воскликнул он. – Дети посетили столь нудное мероприятие, как вечер местных поэтов? Очень и очень приятно. И как же вам показался ваш современник в моем лице?

Мужиковатая гувернантка, тем временем, подошла к своим подопечным, угрюмым поклоном поблагодарила за участие Введенского и почтительно замерла в ожидании окончания беседы.

– Как вам поэзия нашей северной Венеции, милые барышни? – продолжил Введенский.

Старшая Агнесса гневно сверкнула глазами на гувернантку, давая тем самым понять, что она уже давно вышла из возраста подчинения, несколько картинно красуясь пред этим миловидным, вовсе не старым мужчиной, в которого можно было бы и влюбиться, в отсутствии достойных ровесников, но не щадя самолюбия Введенского, вдруг заявила:

– Отвратительные стихи, сударь! Вы плохо подражаете Гёте, лорду Байрону… и, Бог знает, кому-то еще… весьма и весьма узнаваемому. Какой смысл в подражании?

Обескураженный прямотой девочки, Введенский нахмурился. Категоричное заявление юной барышни повергло его в уныние, но ответил он спокойно и удрученно:

– Так-так. Спасибо, спасибо… юные занозы! Оказывается, изучать русскую словесность, еще не значит складывать удачную рифму.

– С господином Пушкиным вам, сударь, в поэзии, увы, никогда не сравняться, – неумолимо продолжала свою неоправданную агрессию старшая Агнесса.

– Вот как? – не сдавался унылый Введенский. – Я лишь равняюсь на светилу русской поэзии, но подражать ему не смею. Стихи, рифмы, как мысли, мои беспощадные барышни, приходят сами по себе… Ночное вдохновение, знаете ли… Но отчего ж я впал в немилость пред столь юными особами?

Агнесса нахмурилась сурово, осуждающим тоном заявила:

– У вас слишком юная супруга… сударь! И вы смеете появляться с ней в свете?! Это же не прилично? Вас могут принять за отца с дочерью.

Агния глупо хихикнула и поддержала старшую сестру:

– Да-да. Она годится вам в дочки!

Кукла в руках Агнии поддержала сестер и закивала тряпичной головой с глупыми глазками – пуговками.

– Да-да-да!.. – глупо заверещала малышка Агния. – Слишком маленькая для жены! Не кажется ли вам, сударь?!

Обе сестры прыснули от смеха и убежали по аллейке прочь от гувернантки.

Ближе к памятнику на проезжую часть бульвара в этот момент выехала и приостановилась черная карета с замысловатым гербом на дверце. Край тяжелой занавески из бордового бархата на окошке отвела в сторону мужская рука с черным агатом в перстне и поманила кого-то пальцем.

Из кустов выбрался коренастый оборванец Губан. Левый глаз его был перевязан грязной кровавой тряпкой. Раненый Губан, неловко озираясь по сторонам, взобрался за задворки кареты. Карета прибавила ход и укатилась по бульвару в сторону Воронцовского дворца. Губан с задворок проезжающей кареты приметил девочек и погрозил им во след грязным кулаком. Но сестры этого не заметили.

К Введенскому, обескураженному детской недоброй прямотой и резкостью высказываний, с ироничной улыбкой подошел тучный господин Потоцкий, спросил намеренно громко и язвительно:

– Как вам юные занозы, сестры Рудерские, уважаемый Велемир Васильевич? Огонь и лед?! Шипы и розы?

– Ах, Афанасий Ильич, право, не заслужил такого отношенья! – ответил Введенский и разразился недоброй тирадой:

– Ошпарили и обожгли! Разбили, разодрали в клочья жалкую душонку поэта, беспощадные, злые, скверные, неблагодарные девчонки! Простите за резкость. Обидели ни за что… своего спасителя! Ах, право, не ожидал от малолетних заноз подобных нелестных отзывов на свои стихотворные вирши, признанные! Извольте заметить, Афанасий Ильич, признанные в петербургских поэтических кругах! Что ж, обидно!.. обидно, знаете ли, но… Да Бог с ними! Хотя весьма и весьма поучительно и полезно узнать искреннее мнение аудитории о своем творчестве. Но обидно… Да-с.. Обидно, – никак не мог успокоиться Введенский.

– Простите их великодушно… Сир о ты, – пояснил о сестрах Потоцкий. – Мать с отцом погибли от рук грабителей в пригороде Петербурга. Такое горе… Сестры на попечении дяди – промышленника Градова. Ближайшего, кстати сказать, родственника самого генерал-губернатора.