Екатерина Мельникова - Черное сердце

– Бывают моменты. Ты меня в такие моменты и не трогай. – Если эту фразу можно еще как-то перевести, то только так: «когда я начинаю называть тебя чмом, лучше бы тебе со мной во всем соглашаться».

– Это ты кое-кого не трогай, она не твоя.

– Конечно, не моя. – Лепечет Артем, продолжив уплетать еду. – Пока.

Слава закатывает глаза от безысходности под густой челкой. Нет ничего хуже, когда с тобой соглашаются, продолжая гнуть свою планку.

– Помнишь день, когда мы… ну, не познакомились, а начали встречаться? – спрашивает Джордан, ведь сегодня годовщина их отношений, включая брачные и внебрачные, а так же тот редкий день, когда они, ну надо же, просто сидят дома!

– Помню-помню. Я с тех пор без тебя жить не могу. – Отвечает Карина, смывая с рук муку.

– Да ну, у тебя по-всякому получится, но спасибо. – Шепчет Джордан, обнимая сзади ее талию. Он сводит ее с ума поцелуем в шею, прежде чем заварить вкусный чай. – Выходит, мы с тобой вместе уже двенадцать лет?

– Из этих двенадцати десять в браке.

– Да, эту золотую дату мы уже отмечали… ммм. Без Владлена. – Джордан мрачнеет, как питерское грозовое небо.

Карина вдыхает эти слова тихо, но глубоко – туда, где эти чувства были спрятаны. Их счастье опять поникло, как забытый цветок. После этого они долго молчат. Но когда испекся пирог, Лестеры садятся отмечать свой великий праздник. Несмотря ни на что. Они болтают ни о чем, смеются без причины и кормят друг друга сладкими кусочками. Несмотря ни на что они по-прежнему влюблены и совершенно счастливы, пока не врезаются в неприятность похуже, – она прямо как забор с колючей проволокой, и не перелезть. По маленькому плазменному телевизору на кухне начинают показывать рекламные ролики с детьми. Джордан, психанув, выключает телек и бросает пульт, словно это дохлая змея, которой он отрубил голову.

Кусочки сладкого пирога вмиг превращаются в безвкусное ничто, тарелка наполовину пуста, а не полна, все на свете обесцвечивается, воздух от уныния заполняется сыростью, а потом слышится звук огромного разбивающегося предмета – хрупче и дороже любой вещи, которую Джордан мог бы выбросить в окно прямо сейчас. Это была душа Карины.

Карина терпеливо помалкивает, как учил Петр, делая вид, что сосредоточена только на поедании приготовленной вкусняшки. Черт, а ведь и правда, вкус потерян. В том числе к жизни. Есть ли у Бога какая-нибудь кнопка, отключить ненадолго планету, если ты жить устал? Да, уже три года их настроение напрямую зависит от таких пустяков. Но она молчит и молчит, занимая рот едой. Джордан сам начинает разговор на больную тему, превращая отчаяние в яркую вспышку.

– Больше всего меня бесят три вещи. То, что мы потеряли сына. То, что на тебя установил охоту уже второй Доронин. (Откуда они только берутся?) И то, что многие люди считают, что наши деньги могут вытереть нам все слезы. Может быть. И все-таки это не платки. Они не впитывают жидкость.

Карина понимает – хроническая боль Джордана изнуряет его тело, разрывая и обжигая изнутри, ему необходимо, реально необходимо иногда высказаться, но быть губкой ей не хотелось. Ей хотелось видеть в ситуации только освещенную сторону.

– На самом деле все гораздо лучше. Нам сушат слезы не деньги, а то, что мы есть друг у друга. То, что на меня опять кто-то глаз положил – мне плевать. Я смотрю на всех этих парней, даже на таких, как этот Артур…

– Артем.

– Ну, Артем. И…

– И что ты о них думаешь?

– Да я понимаю, что вообще о них не думаю. Этот Доронин красивый парень, на нем сразу останавливается взгляд, да. Но если честно, я его уже не помню. Только то, что он здоровый, как офисные здания в Америке, с русыми волосами, коротко подстриженными. И все. По его взгляду я поняла, что он…

– Откровенно тебя захотел. – Джордан останавливается, точно спотыкаясь о свои слова, а потом исправляет. – Нет. Он тебя просто поимел глазами!

– Возможно. Но это еще не значит, что он сидит где-нибудь за баночкой пива со своим лучшим дружком и они на пару обсуждают, как он там будет меня у мужа отбивать.

– Наверное, ты права. Да. Ты очень права. А вот у меня паранойя. – Серьезно критикует себя Джордан, скрестив руки.

– Вот именно. Не смей меня ревновать. Не дай Бог нам скандалов на этой почве! Ты ведь таким не был. Ты был парнем, который мной гордился, а не прятал под паранджу.

– Что за паранджа? Откуда вообще это слово взялось? Артем придумал? Ему ничего поинтересней в куриные мозги не смогло прийти?

– А давай о приятном поговорим! – с энтузиазмом предлагает Карина и принимается поспешно рыться в памяти, выискивая самые блаженные моменты. Долго рыться не приходится, они всегда под рукой. – Помнишь, мы гуляли на Дворцовой площади, и внезапно облака набежали? Потом такой сильный ливень начался, аж голове стало больно.

– Да-да-да, полоумный дождь я помню, хотя гидрометеобыдлы по радио передавали прямо-таки июньскую жару.

– Это случилось в конце апреля, да, было тепло, но этот сумасшедший дождь! Лужи начали подниматься до щиколотки. А настроение все равно было замечательное, лучше, чем в хорошую погоду. Мое солнце было не за облаками, а со мной. В общем, мы побежали домой, и как будто душ по пути приняли под таким дождем.

– Еще бы. – Улыбается Джордан, зная, что было дальше в прихожей и в д у ше, в настоящем душе, и в остальных местах, но еще и потому, что Карина сумела разогнать в нем грозные облака. Она спасла его. Всегда спасала.

– Да. Значит, помнишь.

– Какой мужик забыл бы такое? А помнишь, когда мы узнали, что ты… – Джордан опять не вписывается в поворот и врезается, поймав себя на опасном воспоминании.

– Что?

– Забеременела. – Тихо молвит он. – Прости.

Карина сутулится от сильного переживания.

– Знаешь, – добавляет муж, – у меня и надежды не осталось. Я настолько заставил себя поверить, что в этом плане все кончено, что даже если б ты сказала мне «я беременна», я бы решил, что ты гонишь.

– Ты устал, – помолчав, вымученно констатирует Карина.

– От чего? От гитары? От брака?

– От своей головы. Ляг, поспи. А завтра, давай, подумаем по поводу семейного психотерапевта. Просто сходим и поговорим.

– Нам не помочь разговором, Карюша.

– Ошибаешься. Если разговором, таким, как ты сейчас затеял, можно ввести в депрессию, то другим, более умным, можно вывести из нее. Слова много значат, нужно только подобрать правильные.

И с этим трудно было поспорить.

– Прости, что я начал. Я не хотел тебя огорчать. – Он крепко сжимает ее руку в знак своего сожаления.

– Кто же тебя заставил? Ты считаешь, что если я ничего не говорю, то ничего не чувствую. – В душе Карины потихоньку начинается апрельский дождь. – Это я была беременна, а не ты. Это у меня из-под сердца вырвали жизнь, – она выхватывает свою руку, накрывает лицо ладонями и слезы просачиваются через ее пальцы. – Тебе не может быть хуже, чем мне. Почему мужчинам так свойственно ныть?