Джеймс Мунро - Шотландская сага

Расцветающие взаимоотношения Катала и Эми нарушались только тогда, когда ее дядя был в каюте во время работы Катала; молодые люди стали неосторожны. Однажды, когда большинство офицеров было на берегу, включая старшего помощника Скиннера, Катал закончил драить полы гораздо быстрее, чем делал это обычно, и по настоянию Эми Макдональд вошел в каюту ее дяди, маленькую и очень уютную. Эми приготовила для него пир: там было столько еды! Только в далекие времена, там на Высокогорье, по праздникам, он помнил что-то подобное: сыр, мясо, хлеб и фрукты, и все это расставлено на рундуке сбоку.

— Что это значит? Откуда все? — Катал испугался, а вдруг она украла и попадет теперь в неприятную историю.

— Все в порядке, это мой дядя купил для меня — для нас. Сегодня — мой день рождения. — Она вдруг застеснялась, когда сказала: — Мне хотелось, чтобы он был особенный… и для тебя тоже.

Катал пока даже не решался дотронуться до этого обильного удивительного угощения. Там было даже вино. Бренди!

— Ну, не стой столбом, съешь что-нибудь. Поторопись, а то скоро вернется старший помощник Скиннер.

Ей не пришлось повторять этого дважды. Он начал жадно запихивать еду в рот, пока вдруг не осознал, что она ничего не ест.

— Прости меня… Вот! — Он передал ей ломоть хлеба и кусок мяса. — В конце концов, это же твой день рождения.

— Неважно. Я… я как представлю, что ты сидишь в трюме почти весь день.

— Мне было гораздо хуже, пока я не получил эту работу и пока не встретил тебя.

— Я рада, что мы встретились и подружились. Ты мне нравишься, Катал. Очень нравишься.

Ее рука нашла его руку, и на некоторое время в каюте наступила такая тишина, что Катал перестал жевать кусок мяса, который был у него во рту, опасаясь нарушить это молчание.

— Ты когда-нибудь думал о том, что будешь делать, когда доберешься до места каторжных работ? — Эми отпустила его руку и нарушила тишину, к большому облегчению Катала. Он боялся, что подавится, если будет держать большой кусок мяса во рту чуть дольше.

Жуя и глотая мясо быстрее, чем следовало, он сказал с болью:

— Как я могу на что-то надеяться. Дай Бог не попасть в банду, которая грабит на дорогах. Не стать одним из них — вот все, на что я надеюсь. А ты?

Она пожала плечами.

— Я не знаю. Говорят, там есть так называемые «фабрики», которые не что иное, как бордели. Это еще хуже, чем Земля Ван Димона. Я… мой дядя говорит, что он попытается пристроить меня в служанки к какой-нибудь замужней женщине, но он сомневается, много ли их там.

Эми замолчала и отвела взгляд от Катала.

— Женщины говорят, что если двое осужденных женятся, им дают надел земли и освобождают под честное слово.

— Ты имеешь в виду, что… если двое поженятся, они уже больше не будут заключенными?

— Ну…они все еще останутся чем-то вроде осужденных, но если они не будут ни в чем замешаны, никто больше их не будет беспокоить.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Почему?

— Мы же осужденные. Зачем же им помогать нам!

— Потому что они хотят что-то сделать с этой страной. Чтобы земля возделывалась и кормила тех, кто туда приехал, чтобы люди завели семьи. Они хотят, чтобы Австралия стала обыкновенной страной.

Катал сомневался, правда ли хоть что-то из того, о чем рассказывает Эми. Зачем нужно было отбирать землю у людей в Высокогорье, наказывать их ни за что, потом отправлять в ссылку в Австралию в кандалах — и все только для того, чтобы снова дать им землю и свободу? Странно как-то.

— А вдруг это правда? Ты бы хотел снова обрести свободу? Вместе со мной? Я бы хотела.

Когда смысл ее слов дошел до Катала, он раскрыл рот от удивления.

— Ты сказала… ты и я… поженимся?

— А что? Разве это так уж плохо?

Это слишком прекрасно, чтобы могло быть правдой, подумал Катал. А Эми продолжала:

— У тебя, может быть, даже будет возможность вызволить твоего отца и брата — они будут работать с тобой на твоей собственной земле. Одна из женщин говорила мне о таких случаях.

Потеряв дар речи, Катал смотрел на девушку. Казалось, она знала многое о жизни в колониях ссыльных, куда они направлялись. Сообразительная девчонка. Сообразительная и привлекательная.

— Ты согласен?

Катала ошеломило, с какой скоростью Эми решает дела. Как будто прочитав его мысли, она сказала:

— У нас, может быть, не будет другого случая поговорить об этом.

Она была права. Катал кивнул головой.

— Да… я согласен. Хотя мне хотелось бы поговорить об этом сначала с отцом.

Катал понял, что в ее глазах он выглядит слабым и нерешительным, но такое решение нельзя принимать поспешно. Он попытается выразить свои мысли словами, но Эми заставила его замолчать.

— Все правильно, Катал. Я понимаю. Я только об этом и думала, как только мы стали с тобой встречаться, но это на самом деле важно — и для всех нас. Надеюсь, это не испортило тебе аппетит…

Пятнадцать минут спустя, когда его желудок был полон, а бренди выпито много больше, чем он привык, Катал пришел к решению.

— Я не думаю, что мне нужно говорить отцу о том, что я женюсь на тебе, Эми. Это прекрасная идея, и я восхищен, что она пришла тебе в голову. Я… в любом случае восхищаюсь тобой. С самого первого раза, когда я увидел тебя, когда ты поднималась по сходням на корабль в Вулвиче. Я хочу жениться на тебе, Эми.

— Я так рада. Я тоже увидела тебя в Вулвиче и сразу подумала, что ты мне подходишь, Катал Росс.

В первый раз в своей жизни Катал поцеловал девушку. Это было чертовски трудно делать с кандалами на руках, но он целовал ее, пока у них обоих не перехватило дыхание.

Катал все еще держал Эми Макдональд в объятиях, когда первый помощник капитана Хьюго Скиннер распахнул дверь каюты. Катал не успел даже обернуться на звук открываемой двери, как удар старшего помощника «Геркулеса» свалил его с ног. Последнее, что он помнил, был крик Эми, дальше он провалился в темноту.

Катал Росс провел четыре дня в карцере, находящемся глубоко в трюме «Геркулеса». Это была камера без окон площадью четыре квадратных фута. При каждом движении судна через щели в полу просачивалась вода. Примитивная конструкция была специально предназначена, чтобы помещать туда взбунтовавшихся заключенных, и она специально была сделана так, чтобы они не могли ни встать в полный рост, ни вытянуться в длину.

Когда Катала выпустили из карцера и вели по лестнице, сведенные мускулы причиняли ему мучительную боль. Корабль уже снова был в пути, и, когда он вышел на верхнюю палубу, яркий свет солнца ослепил его. С него сорвали рубашку, заломали руки за голову и привязали их к рее. К этому времени его глаза привыкли к свету, и он смог увидеть, что всех заключенных собрали на палубе. Следом вывели Эми Макдональд и поставили в нескольких футах от него. Она тоже была закована в кандалы и, по-видимому, плакала.