Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

Выходные заполнять труднее, но раз в месяц в кинотеатре «Мир» показывали очередной боевик Бельмондо, или комедию Жана Ришара.

Летние воскресенья вообще проблем не представляли, я проводил их на Сейму, лёжа на розовом одеяльце с красными кругами для укутывания младенцев, оно же, по будням, служило подкладкой при глажке.

Одеяльце, что осталось после одного из твоих гостеваний на Декабристов 13.

Коротковато – ноги остаются на песке, но какая разница?

Трижды за день я выплывал за буйки, где кончаются визжащие купающиеся, ложился на спину раскинув руки и произносил самодельную ритуальную фразу:

– O, water, run into each corner of mine! We be of one blood, thou and me!

( … для составления этой фразы мне пришлось привлечь в соавторы Фицджеральда и Киплинга, но они и не противились моему плагиату …)

Затем я плыл обратно к визгам и брызгам, выходил на берег и переворачивался под солнцем на покрывальце вперемешку с чтением «Morning Star» без словаря – просто подчёркивал слова, которые надо будет выписать потом в тетрадку.

В обед я уходил с пляжа на Хутор Таранский, в его магазин – обычную хату под соломенной крышей, но с толстой железной полосой поперёк двери и висячим замком.

Завмаг, кряжистая баба, которая гордилась тем, что побывала даже и на Сахалине, отпирала его всего на час.

Когда она с грохотом снимала замок и полосу, за дверью открывалась комната с парой пыльных окон, с тремя прилавками вкруговую и широкими полками вдоль стен.

Я систематически покупал одну банку консервов, пачку печенья и бутылку лимонада.

Вскрыв обед одóлженной у продавщицы открывалкой, я выносил его на совершенно пустую улицу из четырёх хат и глубоченного песка прожаренного солнцем, чтобы съесть под деревом на толстой, но надтреснутой доске могучей лавки посеревшей от многих лет круговорота времён года.

Ассортимент на полках магазина не менялся. Покупая «Завтрак туриста», я видел, что в следующее воскресенье у меня на обед «Килька в томатном соусе», а ещё через неделю «Икра кабачковая».

Банка с наклейкой «Аджика» вселяла неясные опасения, но до неё ещё целый месяц.

Может скомбинировать с маленькой баночкой вишнёвого варенья со следующей полки? Будет комплексный обед.

Алюминиевую ложку я протирал обёрткой от печенья и прятал с обратной стороны хаты под соломенную стреху над глухой стеной; как кулацкий обрез.

Такая «Dolche Vita» не снилась и Марчелло Мастрояни.

Как раз в той хате я купил куколку на твой день рожденья.

На полках их было всего две – девочка и обезьянка. На спине каждой из них в резину вделана пищалка – издавать звуки когда надавят.

Два мотоциклиста в плавках, что умудрились одолеть глубокий песок дороги, советовали мне купить обезьянку, но я взял девочку, как и собирался; в разноцветном, тоже резиновом платье до колен.

Подарок можно было бы купить из Универмага в Конотопе, но там все игрушки из пластмассы.

К тому же я хотел подарить что-то из этой зачарованной хаты с прохладной тенью посреди летнего зноя.

Хотя не знаю, спасла ли бы меня какая угодно система без приложения к ней нашей бригады.

Не то, чтобы в ней друг друга окружали заботливым вниманием, лаской и моральной поддержкой. Держи карман!

В бригаде любят проехаться и погыгыкать на твой счёт. И там у каждого своих забот хватает, у всех семья, дети.

За исключением рыжего Петра Кирпы, он же Кирпонос, но и его впоследствии окрутила Рая из бригады штукатурш.

И всё-таки с 8 утра до 5 дня, при всех индивидуальных проблемах и заботах, наша бригада была семьёй.

При всей забористости шуток в чей угодно адрес, тебе тут не подсунут под нос тлеющую вату и тут можно не опасаться никаких членовредительных хаханек.

Матерятся ли каменщики при каменщицах?

И да, и нет.

Я ни разу не слыхал мата обращённого к кому-либо из женщин нашей бригады. Нет.

Но когда крановщик ставит тебе на ногу поддон кирпича, ты сообщаешь об этом на весь мир очень громко и без оглядки кто вокруг.

Матерятся ли женщины?

И да, и нет.

В травмоопасные моменты они орут «ой, мамоньки!», или просто визжат.

А в промежутке между загрузкой раствора по ящикам и заводкой стальных, поперекрученных на хрен тросов строп под поддоны с кирпичом, Катерина могла запросто поделиться фольклёром:

Признаюсь, что проигрывание этой частушки в извилинах головного мозга иногда служило мне хорошим болеутоляющим.

Но, в конце концов, разве на одном мате свет клином сходится?

Любовь Андреевна однажды пожаловалась случайно заехавшему на объект главному инженеру на обидные слова бригадира Хижняка, которыми тот определял всех женщин без разбору:

– Зáсланки навыворот!

До сих пор не улавливаю смысла этих слов, а вот её почему-то задело.

Наверное потому, что она была самая красивая женщина в бригаде, только иногда грустная. Трудно женщине, когда знает, что красива, а что с красотой этой делать неизвестно и только вот наблюдай как она уходит ни за что, ни про что.

Муж на пять лет моложе её и до женитьбы ходил с ножом за голенищем, а она из него сделала примерного семьянина и безопасного члена общества.

Но всё равно грустит, особенно зимой в морозы, когда раствор в ящиках при подъёме на линию берётся сантиметровой коркой льда.

– Ой, мама! Как же у меня рученьки помёрзли!

А этот паразит Серёга с другого конца захватки, сразу:

– Ото тебе ещё мало! Мама-папа сколько раз говорили «учись, доченька! бухгалтершей станешь!» Так нет! «я лопату люблю!» Вот и люби теперь до посинения!

– Паразит!

Анна Андреевна не такая красивая, но добрая.

Особенно после обеда.

Почти вся бригада живёт На Семи Ветрах и обедать домой ходят.

Вот она в обед дома клюкнет и возвращается размякшей и подобревшей.

Единственный недостаток её в том, что охотится на мою кирочку. Стоит мне утратить бдительность, она мою кирочку – хвать! – и в стену заложит, раствором заровняет.

Большинство каменщиков рубят кирпич кельмами, а мне, видите ли, кирочку подавай. Наверное, из-за созвучия имён…

Мужья Лиды и Виты тоже в СМП-615 работают, слесарят в производственном корпусе под началом главного механика.

Выпивают, конечно, а мне наутро целый час в вагончике выслушивать выговоры тем падлам, которых тут и близко нет.

Хотя выговоры от Лиды слушать можно – она их словно песню поёт, ну, а Вита подпевает.

Сама Вита красноречием не блещет. Мы когда на 110-квартирном уже под крышу стены выводили, она на линии рядом со мной была и, когда я через стену прыгнул, успела вслед сказать:

– Сергей! Ты куда?

Та часть стены, что я клал, осталась не затёртой и не расшитой, вот я и соскочил на бетонный козырёк над балконом пятого этажа. Но она-то козырька не видела!