Тим Беркхед - Удивительный мир птиц. Легко ли быть птицей?

Свое предположение о нюхе у грифов-индеек Одюбон проверил задолго до отъезда в Великобританию. Его опыты заключались в том, что он прятал туши разных крупных животных и ждал, когда грифы обнаружат их. Всякий раз грифам не удавалось найти спрятанную падаль, и Одюбон пришел к выводу: если туша не видна, птицы не в состоянии найти ее. В своих результатах он был настолько уверен, что в 1826 году решил представить отчет о своих опытах с грифами в Эдинбургском Вернеровском обществе естественной истории. Заголовок последовавшей за этим статьи, столь же многословный, сколь и провокационный, говорил сам за себя: «Отчет о повадках грифов-индеек ( Vultur aura ), особенно в связи с развенчанием господствующего мнения о поразительной остроте их обоняния».

Воздействие, которое статья Одюбона произвела на сообщество орнитологов, было поразительным. Сообщество разделилось, но не поровну, так как большинство его членов приняли сторону Одюбона, считая его эксперименты «неопровержимыми» – то есть полностью убедительными [200] Gurney (1922: 240). . В число его сторонников и последователей вошли Уильям Макгилливрей, друг Одюбона, тайно писавший за него [201] Audubon (1831–1839). , и еще несколько видных орнитологов, таких как Генри Дрессер, Уильям Свенсон, Эйбел Чапман, Эллиот Кауз и лорд Лилфорд. Последние двое увлекались охотой и рыбалкой, и их свидетельства «отсутствия нюха» были получены благодаря охотничьему опыту. Когда приближаешься к птицам, говорили они, по-видимому, не имеет значения, в какую сторону дует ветер – к ним или от них: в большинстве случаев это не играет никакой роли [202] На самом деле у Чапмана имелись некоторые сомнения, так как он заметил, что в случае с кряквами направление, в котором двигались люди, все же играло роль – сложность заключалась в том, что, несмотря на заявления охотников об обратном, они не исключали зрение и слух. Эллиот Кауз (1842–1899) был хирургом и орнитологом. .

Среди наиболее воодушевленных сторонников Одюбона был американский лютеранский пастор и натуралист Джон Бакмен, который повторил опыты Одюбона в присутствии «образованных граждан», впоследствии подписавших документ о том, что они лично и всецело убедились в том, что обоняние у грифов отсутствует, а добычу они находят «исключительно с помощью зрения». Наука совместными усилиями! [203] Таким способом исследователи пытались подтвердить свои результаты в конце XVIII в. – и не всегда успешно (см. Schickore, 2007: 43).

Из противников и критиков Одюбона наиболее активным был проницательный, но чудаковатый Чарльз Уотертон из Уолтон-Холла, Йоркшир. Уотертон провел много лет в Южной Америке, занимаясь естественно-научными исследованиями, хорошо знал грифов-индеек и был полностью убежден в ошибочности экспериментов Одюбона. При всей правоте Уотертона его доводы выглядели настолько витиеватыми, а способ их изложения – настолько странным, что орнитологическое сообщество проигнорировало его [204] Эти дебаты состоялись в London’s Magazine (Gurney, 1922). За время пребывания в Британской Гвиане Уотертон посвятил в тонкости своего ремесла одного из рабов своего дяди, Джона Эдмондстоуна. Эдмондстоун, к тому времени получивший вольную и занимавшийся таксидермией в Эдинбурге, в свою очередь учил изготовлению чучел птиц подростка Чарльза Дарвина. .

В экспериментах Одюбона и вправду обнаружились изъяны. Он сделал ошибку, предположив, что грифов привлекают гниющие, зловонные туши, потому и выбрал их для своих опытов. Теперь-то нам известно, что, хотя грифы питаются падалью, они предпочитают свежие туши и старательно обходят стороной разлагающиеся, – этим и объясняются неверные результаты, полученные Одюбоном. Путаницу усугубила еще одна проблема. Одюбон сообщал, что выбрал для своих опытов грифа-индейку, то есть Cathartes aura , но оказалось, что на самом деле птица, за которой он наблюдал, – это гриф-урубу, или американская черная катарта, Coragyps atratus , при значительном внешнем сходстве обладающая гораздо менее развитым обонянием, чем гриф-индейка [205] Подтверждено анатомией обонятельной полости двух видов (см. Bang 1960, 1965, 1971); Stager (1964, 1967). .

Дальнейшие исследования с целью установить, обладают ли птицы обонянием, подкрепили убежденность, что не обладают, хотя, как и в случае с Одюбоном, опыты были поставлены скверно. В одном из таких исследований, выполненном Александером Хиллом в 1905 году, единственной домашней индейке предлагали по две порции пищи, в одну из которых было добавлено некое сильнопахнущее вещество, в том числе лавандовое масло, эссенция аниса и настойка асафетиды [206] Асафетида, она же «чертов кал», – сильнопахнущее вещество, получаемое из зонтичного растения Ferula asafoetida (ферула вонючая). В мизерных количествах его используют для придания вкуса вустерскому соусу, а охотникам он служит приманкой! Кроме того, его применяют в виде клизм и как народное средство от детских болезней: Hill (1905). . Предполагалось, что, если у индейки есть обоняние, она съест только пищу, не испорченную запахом. Однако птица съела и вторую порцию. В заключение Хилл дал несчастной индейке еду с блюдцем едкой, разведенной серной кислоты с добавлением унции цианистого калия. В результате бурной химической реакции образовалась смертельно опасная цианистоводородная кислота, от которой птица погибла. На основании этих экспериментов, описание которых было опубликовано не где-нибудь, а в самом журнале Nature, Хилл сделал вывод, что индейки – подразумевалось, что и другие птицы тоже, – не обладают обонянием.

Если «научное» свидетельство исключало всякую вероятность наличия обоняния у птиц, множество неофициальных сведений указывало на прямо противоположное. В конце XVIII века в Норфолке лазоревка была известна также под названием pickcheese (буквально «сыроклюйка») за привычку клевать сыр на молочных фермах; предположительно, лазоревки находили сыр по запаху. Едва ли такое свидетельство можно считать убедительным: расположение молочных ферм предсказуемо, так что птицы могли научиться находить их; гораздо полезнее было бы знать, являлись ли лазоревки на фермы только в период изготовления сыра. Но этого мы не знаем. В Японии около трехсот лет назад близкородственную лазоревкам тиссовую синицу учили предсказывать людям судьбу. Прорицатель читал вслух стихи, после чего ручная птица вытаскивала карточку, положенную лицевой стороной вверх на стол и соответствующую стихам. Обучить этому фокусу птицу было очень трудно, но хозяевам это все же удавалось, для чего они помечали чем-то жженым обороты тех карточек, которые птица не должна была вытащить. Поскольку способ действовал, можно предположить, что птица различала карточки по запаху. Еще одно свидетельство относится к способности некоторых околоводных птиц чуять ил и жидкую грязь. Норфолкский натуралист Джон Генри Гёрни рассказывал об этом так: