Елена Балановская - Русский генофонд на Русской равнине

Но к каким выводам мы бы пришли, если бы положились на своё собственное знание прошлого? Или если бы призвали не четырёх, а только одного специалиста по одной из эпох? Мы бы получили в высшей степени квалифицированную и аргументированную оценку времени сложения архитектоники генофонда. Но и не заподозрили бы, что существует целый ряд других, столько же аргументированных оценок, выводящих генофонд из совсем иных эпох. Нам кажется, что этот пример может послужить серьёзным предостережением для тех, кто увидит в картах знакомые черты того или иного ушедшего времени.

Эти примеры показывают, сколь непроста интерпретация пространственной изменчивости генофонда в терминах времени и исторических событий. Они показывают, как опасно полагаться на ассоциацию с историческим событием, возникающую при первом взгляде на карту — однажды разбуженную ассоциацию потом нелегко усыпить! Примеры объясняют и ту осторожность в обращении с прошлым генофонда, которой старались следовать авторы, и которую, как мы надеемся, разделят с нами и читатели.

Предмет нашего исследования — русский генофонд — многогранен, и каждый из нас может видеть его по-своему, вкладывать в этот термин свой смысл. Поэтому, чтобы не обмануть ненароком ожидания читателя, перечислим четыре главные особенности нашего взгляда на русский генофонд:

1. рассматривая современность, изучать историю;

2. думать на языке карты;

3. искать единство в разноголосице очевидцев;

4. в русском генофонде видеть Генофонд «в русских одеждах».

Рассмотрим эти четыре особенности подробнее.

1. ИСТОРИЯ

Мы рассматриваем только биологические различия между русскими популяциями разных регионов, причём под углом зрения популяционного генетика. Эта книга обращена лицом не к будущему русского генофонда, а к истории его сложения. Но как генетика «читает» прошлое в настоящем? Ведь всем известно, что генетика пока может широко исследовать лишь современное население, а вовсе не древнее? Конечно. Но мы специально организуем исследование так, чтобы в современном генофонде увидеть историю его формирования. Именно поэтому мы ограничили анализ пределами «исконного» исторического русского ареала. Именно поэтому мы изучаем сельское население, а не города — ведь сельское население в прошлом резко преобладало. Именно поэтому мы не рассматриваем группы населения, образовавшиеся в результате недавних миграций. Именно поэтому и процессы урбанизации, и миграции советского или постсоветского периодов специально выносятся за скобки. Поэтому мы и говорим, что наше исследование обращено к прошлому генофонда, к его истории. Живя в современности и не имея машины времени, мы вынуждены изучать современное население. Но мы пытаемся сконструировать такой «магический кристалл», сквозь который мы увидим в современном генофонде лишь те не эфемерные черты, которые свойственны ему не только сейчас, но и в прошлом.

2. ПРОСТРАНСТВО

В книге собраны показания разных наук о русском генофонде. Разнородные данные проанализированы одними и теми же методами и всегда — с акцентом на пространственной структуре генофонда. Подражая известному географу [5], мы можем сказать что «геногеография — субкультура, озабоченная пространством». Поэтому в книге всё внимание сосредоточено не на исходных данных, а на результатах их «пространственного» видения и анализа. Своеобразие книги в том, что результаты разных наук описаны одним и тем же языком — языком геногеографии, который является родным для авторов.

3. СВИДЕТЕЛИ

Мы сравнили разные типы данных о русском генофонде, полученных разными науками. Однако их истинный синтез, когда они не просто сравниваются, а как бы сплавляются воедино, и этот сплав рождает новое знание, отсутствующее во всех исходных системах данных — такой синтез оставлен на будущее. Это отдельная большая работа, время которой еще не пришло. Однако уже в этой книге подобраны и приведены данные, которые понадобятся для последующего шага. Например, сравнение русского генофонда с его соседями по Восточной Европе или с народами Евразии в целом. Такие «отклонения от темы» подобраны именно так, чтобы обрисовать архитектонику той симфонии, которая наиболее полно отразит внутреннее строение русского генофонда. А каждый тип признаков («свидетелей») — это как тип инструментов (духовых, струнных или же ударных), звучащих в лад при исполнении одной симфонии.

4. ГЕНОФОНД

Наконец, надо сразу же признаться, что авторов интересует не просто русский генофонд сам по себе, а пространственная структура Генофонда вообще. Для нас русский генофонд — это вовсе не генофонд «титульной» нации. Для нас это — Генофонд с русским ликом и в русских одеждах. Любуясь его особенностями, мы всё же пытаемся разглядеть в нём то общее, что есть в любом генофонде любого народа. Поэтому читатель, любящий русскую историю, может быть опечален, не найдя в книге описания интересных деталей русского генофонда, или же интерпретации региональных особенностей в плане любопытных событий русской истории. Иными словами, мы в русском генофонде пытаемся отыскивать общие закономерности для генофондов человека.

Те, кто рассчитывают найти прямолинейные ответы на животрепещущие вопросы: «Где гены татаро-монгольского ига?» или «Что сделал Пётр Первый с русским генофондом?» будут разочарованы. Мы старались задавать русскому генофонду только те вопросы, с которыми он хорошо знаком, и на которые мы можем получить от него ответы на более или менее строгом языке науки.

Русский генофонд (хотя авторы люди вполне русские) являлся для нас не единственным, а одним их многих, и, разговаривая с ним, мы хотели что-то понять о генофонде вообще, о генофонде других народов. Все генофонды в равной степени важны и заслуживают внимания. Для нас любой генофонд — в том числе и русский — уникальный, неповторимый, единственный. Но, рассказывая об уникальном русском генофонде, мы стараемся понять, а что же такое Генофонд? Поэтому в книге мы выходим далеко за пределы русского ареала — специальные главы посвящены генофондам населения Восточной Европы и Евразии. Но и в «русских» главах, и в методических разделах мы рассматриваем русский генофонд как модельный, как один из многих, как ту грань кристалла, которая ярко проявляет свойства целого.

Только поняв общее, можно оценить особенное.