Юрий Чайковский - Эволюция как идея

Когда Наумов неожиданно для нас всех умер, следующие Чтения были, разумеется, посвящены его памяти. Каждый на свой лад пытался объяснить необъяснимое — чем был изумителен покойный. Ограничусь лишь словами, какие тогда сказала о самих Чтениях и об их основателе его любимая внучка Даша:

«Человека такой эрудиции трудно найти, да я и не ищу». «Мне трудно обсуждать вопросы науки, но одно я знаю точно, что все с нетерпением ждали апреля месяца, когда вместе с Любищевскими чтениями в дом входила весна, хлопоты, веселье смех, оживленные беседы». «Меня всегда радовало то, с каким уважением, восхищением относились к тебе те, кому выпало счастье с тобой работать в одном университете, кого ты выучил» [Наумова Д.Н., 2003, 69, 71].

Насчет Чтений могу свидетельствовать: да, поэт и философ Ю. В. Линник, исследователь творчества Любищева, сказал как-то в конце Чтений во всеуслышание: «вот вернусь к себе в Петрозаводск и буду ждать новых Чтений, снова праздника».

На мой взгляд, эволюционным венцом Чтений были доклады А. Г. Зусмановского. Нет, он не развивал Любищева, наоборот:

«Любищев (1925), отрицал эволюционное значение потребностей организмов, мотивируя тем, что оно противоречит биогенетическому закону Геккеля — Мюллера. В более поздних работах он сам же критиковал бигенетический закон, противопоставляя ему закон „зародышевого сходства“ К. фон Бэра. Тем не менее, он продолжал отрицать присущность каждой структуре определенной функции и, игнорируя законы физиологии, отстаивать первенство формы, объясняя эту точку зрения гипотетическими „законами формообразования“» [Зусмановский А.Г, 2007, с. 25].

Удивляться тут нечему: как и все эволюционисты-физиологи, Зусмановский-старший был ламаркист, а ламаркисты, как говорится, в упор не видят формы как чего-то самостоятельного [40] Напомню идею Г. С. Зусмановского [2007], по которой каждому типу эволюционных идей соотствует свой психотип ученого. См. главу 3. . Но, в отличие от коллег, он не скрывал своего ламаркизма и не отказывался видеть рефрены [41] В частности, соглашался, что генетический поиск эффективен, когда ведется по позициям рефренов [Зусмановский А.Г., 2007, с. 164]. , отчего и продвинулся дальше них. В книжке [Зусмановский А.Г, 1999] он развил ту мысль (ранее ее в иных терминах не раз высказывал физиолог-ламаркист И. А. Аршавский, см. 4–08), что полезные изменения развития обязаны не случайным мутациям, а приспособительным реакциям, которые становятся наследственными в ходе генетического поиска.

Для него каждый вид задается своими потребностями, которые определяют специфику вида в физиологическом смысле; эволюция при этом предстает как появление и удовлетворение новых потребностей. Можно сказать, что вид занимает свою нишу , которая, в свою очередь, состоит из частных ниш. Если в экосистеме вид занимает экологическую нишу , то в системе возможных потребностей по Зусмановскому — функциональную нишу — совокупность потребностей и средств их удовлетворения. (Этого у Аршавского и других известных мне ламаркистов нет.)

Пример: перенесение бактерии с одной среды на другую создает новую потребность, а выработка нового фермента удовлетворяет ее. Одну потребность можно удовлетворить различными способами — например, дыхание могут осуществлять жабры, кожа, трахеи и легкие; энергетику могут обеспечить как брожение (гликолиз), так и дыхание (окислительное фосфорилирование), и гашение активных форм кислорода (АФК).

Еще выступил А. Г. Зусмановский с докладом: «На пути к новому синтезу» (ЛЧ, 2000). Эволюционный синтез у него состоит, прежде всего, в осознании того факта (возможно, усвоенного от племянника), что каждая концепция отражает свой аспект (угол зрения) процесса эволюциии, а вовсе не описывает (как многие думают) какие-то отдельные явления.

И дарвинизм, и ламаркизм, и номогенез тут не прежние, а новые: они служат частью диатропической теории эволюции. В частности, отбору подвергаются не малые ненаправленные вариации, а готовые конструкции, понимаемые в рамках номогенеза (как клетки рефренной таблицы). Это радикально отлично от СТЭ и иных попыток синтеза, где в основу положен дарвинизм, к которому добавлен какой-то еще принцип.

Крупным ученым он себя не считал, и мне пришлось долго уговаривать его назвать свою книгу «Эволюция с точки зрения физиолога» — он упирался: «Кто я такой, чтобы выставлять себя?». Но это заглавие оказалось верным: книгу заметили. К сожалению, он писал ее, уже теряя дееспособность, и с прежними его трудами работать легче.

Всех, кто говорил на Чтениях что-то интересное об эволюции, не перечесть. Чтобы хоть как-то осветить масштаб Чтений и их роль, в этой книжке все ссылки, какие по смыслу следует, даны именно на труды Чтений. Оказалось, что даны ссылки на 37 публикаций в Чтениях, и легко бы число ссылок удвоить, ибо использована их малая толика.

Добавлю лишь, что Р. М. Зелеев из Казани часто поражал необычным взглядом на эволюцию и систематику, что Л. Н. Воронов [2000] из Чебоксар призывал осознать необходимость идеализма для прогресса биологии; что, наоборот, А. Б. Савинов из Нижнего Новгорода, большой эрудит, без устали убеждал нас в вечности истин диалектического материализма и антинаучности всех форм идеализма; что, вопреки ему, его приятель В. А. Брынцев из Мытищ неуклонно строил метафизику первичности движений и вторичности материи, ну и так далее.

Моих же докладов за 1994–2008 годы на Чтениях состоялось девять. Однажды там был пунктирно проведен разбор моих построений, это сделал в своем докладе И. А. Игнатьев, ученик и душеприказчик Мейена. Среди прочего, он предъявил мне упрек:

«Естественный отбор то последовательно отрицается, то неожиданно признается „вторичным“ фактором эволюции, ответственным за выявление „квантов селекции“ — морфологических и функциональных блоков, в том числе целых сообществ» [Игнатьев, 2005, с. 94].

Да, «квант селекции» казался мне тогда важным понятием: отбираться может лишь работающая система (то, что сформировано в силу некоего иного закона — то ли по Ламарку, то ли по Бергу, то ли еще как-то). Однако «может лишь то, что…» не означает действительного существования, а я его счел, т. е. спутал необходимое условие с достаточным. Кванта селекции в природе не нашлось: новая система не может вытеснить прежнюю за счет лучшей размножаемости (LR, т. 13, с. 99), она лишь занимает доступную нишу. Прежняя исчезает сама в силу падения рождаемости ниже смертности, и это замещение ошибочно описывают как дарвинский отбор. И не зря В. И. Назаров [2005, с. 55] заключил, что «естественный отбор предстаёт как достаточно грубый механизм, не способный забраковать даже особи с явно уродливой организацией».