Эдвард Бернейс - Кристаллизация общественного мнения

Вторая трудность состоит в том, что любая новая профессия должна завоевать признание общества не за счет стараний и действий посторонних людей, которых разумнее считать беспристрастными, а благодаря энергии тех, кто ею занимается.

Эти трудности особенно ярко проявляются в деятельности адвоката, поскольку ему приходится защищать чью-то вполне определенную позицию. Профессия юриста, возможно, вообще является самым распространенным подтверждением данного факта, и в некотором смысле между адвокатом и специалистом по связям с общественностью есть много общего.

Обе профессии предлагают обществу, в сущности, одно и то же – профессионализм, чуткое понимание основ, способных давать нужные результаты, высокоразвитую способность разбивать проблему на составляющие ее элементы. Обеим профессиям постоянно угрожает опасность натолкнуться на сопротивление толпы, поскольку они постоянно противостоят косным взглядам тех или иных социальных групп. Безусловно, именно из-за этого к профессии специалиста по связям с общественностью люди относятся с неодобрением.

Даже Э. Мартин, несколько раз в своей книге с осуждением отзывающийся о том, что он называет пропагандой, отмечает и признает существование фундаментальных психологических факторов, из-за которых приверженцы одной точки зрения склонны приписывать сторонникам противоположного мнения низменные и бесчестные мотивы. Он пишет [130]об этом следующее:

«Когда обывателю указывают на несостоятельность его ложных представлений, он может спасти себя от духовного банкротства, тщательно обороняясь и стремясь сохранить своих сторонников только с помощью яростных возражений. Любого, кто поставит под сомнение ложные убеждения толпы, немедленно удалят из зала суда [131]. Ему нельзя позволять высказываться. Если имеется свидетель с противоположной стороны, его показания нужно признать несостоятельными. Все его слова в их поддержку должны быть дискредитированы, а доверие к неудобному свидетелю необходимо подорвать. Он – человек недостойный; толпа не должна прислушиваться к его словам. У него гнусные намерения, его “подкупили”, он бесстыжий человек, он лжет, он неискренний, или “ему не хватает мужества сказать правду”, или “в том, что он говорит, нет ничего нового”.

Драма Ибсена “Враг народа” – прекрасный пример подобной ситуации. Толпа требует, чтобы доктору Стокману запретили рассказывать о том, что вода в лечебных ваннах опасна для здоровья, что на самом деле является правдой. Конечно, мэр города берет слово и заявляет, что все сказанное доктором Стокманом “безосновательно и является преувеличением”. А затем президент Ассоциации собственников жилья обвиняет доктора в том, что он “тайно готовит государственный переворот”. Когда же доктор Стокман наконец получает право голоса, он рассказывает своим согражданам о подлинных мотивах их поведения и произносит несколько прописных истин о “сплоченном большинстве”; толпа же, в стремлении сохранить лицо, не опровергает мнение доктора, а обрушивается с негодованием лично на него, признав его “врагом народа” и бросая камни в его окна».

Если мы проанализируем конкретный пример работы специалиста по связям с общественностью, то увидим, как реакция толпы способна помешать ему обрести поддержку общества. Вот, например, ситуация с тарифами, которую мы уже рассматривали. В ней ни одной из действующих сторон не удастся действовать абсолютно беспристрастно. Импортер утверждает, что производитель ненадежен, и приписывает ему корыстные мотивы. А тот, в свою очередь, настаивает на том, что условия, выдвинутые им, связаны с такими понятиями, как благо общества, национальная безопасность, защита интересов американцев, возможность установления низких цен для потребителей и другие фундаментальные ценности, на которые он ориентируется. Каждое газетное сообщение, в котором не содержится агрессивного осуждения противника – ни с помощью фактов, ни посредством стиля, – сразу же объявляется неправильным, лживым, противоречащим здравому смыслу. Импортер приходит к выводу, что производитель совершает всевозможные махинации из личной заинтересованности.

Но можно ли считать производителя более разумным? Если в газетах опубликуют материалы не в его пользу, тогда он сделает много столь же несправедливых заявлений о том, что эти газеты «подкуплены», «находятся под давлением», «работают на кого-то» и т. д. И производитель, и импортер характеризуют, каждый со своей точки зрения, эту конфликтную ситуацию, подкрепляя свою позицию доступными базовыми стандартами – прожиточным минимумом, снижением потребительских цен, американскими стандартами трудоустройства, честностью и правосудием. Никто из них не принимает аргументов другого, считая их неприемлемыми.

Теперь сделаем шаг вперед и представим, что одна из сторон обратилась за консультацией к специалисту по связям с общественностью. Обратите внимание на то, как искренне они обзывают факты или данные, которые использует оппонент, пропагандой. Если импортеры представят к рассмотрению цифры, которые должны убедить общественность в необходимости поднять заработную плату и снизить потребительские цены, их сторонники будут выступать за то, чтобы результаты такой информационной работы были доведены до сведения широкой общественности, и ожидать, что газеты будут действовать по совести и опубликуют эту информацию. А производители назовут данные материалы пропагандой и будут обвинять газеты, которые это опубликуют, или экономистов, подготовивших такие цифры, или специалиста по связям с общественностью, которой посоветовал обнародовать сей материал.

Единственное различие между пропагандой и информационной кампанией заключается в том, с какой точки зрения они рассматриваются. Если мы верим во что-то – это информационная кампания. Если мы не верим во что-то – значит, пропаганда. В каждом из этих слов присутствуют свои оттенки значения. Пропаганда – коварная, бесчестная, дезориентирующая подковерная возня. Информационная кампания – нечто ценное, достойное, она помогает что-то понять, чему-то учит. Только в наши дни в этом конфликте наметились некоторые изменения, о чем свидетельствует выдержка из следующей редакционной статьи [132]:

«Истина – понятие относительное, – заявляет Элмер Дэвис, – и это очевидно для любого газетчика, даже далекого от эпистемологии [133]; и, если можно так выразиться, в Вашингтоне истина – понятие еще более относительное, чем где бы то ни было. Временами можно выразить мысль без прикрас: такой-то и такой-то закон был принят в Конгрессе – или не был принят; администрация выступила с заявлением – или не выступила; Президент или одобрил что-то, или наложил вето на какой-то законопроект. Но большинство новостей в Вашингтоне обязательно будут неконкретными, поскольку это зависит от заявлений государственных деятелей, которые просят не указывать их имен и даже не намекать на них. Именно из-за этого все так туманно, и в дымке дурно пахнущих испарений витают новости из Вашингтона. В них содержится не то, что есть, а то, что могло бы таковым быть при определенных обстоятельствах, которые можно трактовать и так и эдак, когда какой-нибудь авторитетный человек утверждает, что дело обстоит каким-то образом (или желает, чтобы общество так думало), хотя на самом деле все иначе».