Лев Ганкин - Хождение по звукам

Так или иначе, в середине 1970-х до Брайана Джонсона, с которым AC/DC познакомятся, уже переехав в Великобританию, было еще далеко, а Бон Скотт, братья Янги и все остальные набивали шишки на местной, австралийской рок-сцене. Одна из лучших их ранних песен – «It’s a Long Way to the Top», с поистине пророческим названием: AC/DC в самом деле двигались через тернии к звездам, успех вовсе не сопутствовал им с первых же дней. Начать с того, что Янги вообще-то чистокровные британцы, однако на родине у их семьи не складывалось, и родители будущих музыкантов воспользовались австралийской иммиграционной програмой ten pound poms: платишь по десять фунтов на каждого взрослого – и пароход перевозит тебя на другой конец света, где есть шанс начать новую жизнь. Именно поэтому группа AC/DC в конечном счете стала важной статьей именно австралийского экспорта. Тем не менее свой вроде бы нехитрый, но безотказно эффективный стиль музыканты нащупали далеко не сразу: на первом альбоме «High Voltage», представьте себе, была даже баллада – едва ли не единственная в дискографии группы, да еще и с до смешного банальным названием «Love Song». К счастью, участники проекта быстро сообразили, что это не самое их сильное место, – и живьем ни разу так и не сыграли этот трек целиком.

«It’s a Long Way to the Top» – это трек, уже скорее похожий на то, чем ансамбль прославится впоследствии, с подобающе мясистым звучанием, в котором, однако, неожиданно заметную роль играют волынки. Вообще-то AC/DC, даже уже имея возможность позволить себе любые студийные финтифлюшки, предпочитали сохранять верность старому доброму формату гитарной хард-рок-группы: две электрических шестиструнки, бас, ударные, ничего лишнего. Более того, даже каких-либо искажающих звук примочек и спецэффектов вы в их записях почти не найдете – сигнал от инструмента, по мнению братьев Янгов, должен был поступать непосредственно в комбик, иначе это уже не настоящий рок, а какой-то эрзац. Но изредка все-таки случались исключения из правил – и волынки в «It’s a Long Way to the Top», лучшем треке с второго альбома AC/DC «T.N.T.», как раз к ним и принадлежат.

За заглавную композицию со следующего альбома, «Dirty Deeds Done Dirt Cheap», на музыкантов группы, говорят, подала в суд некая чикагская фирма. Дело в том, что в ней звучит телефонный номер 36-24-36, который на беду как раз ей и принадлежал – ну и разумеется, после выхода трека фанаты AC/DC мгновенно обрушили телефонную линию (живо вспоминается, как, вдохновившись песней «212-85-06» группы «Аквариум», все сломя голову бросились к телефонным аппаратам). Сам же заголовок песни и альбома отлично выражает творческую философию AC/DC – в переводе, наверное, получится что-то вроде «грязные делишки, обстряпанные дешево и сердито».

И это заставляет задуматься о том, чем вторая, семидесятническая волна классик-рока прежде всего отличалась от первой, захлестнувшей мир еще в конце предыдущего десятилетия. Вот, видимо, чем – полным отсутствием каких-либо интеллектуальных претензий. Deep Purple соединяли тяжелый рок с классической музыкой, Led Zeppelin – c фолком и всякой мистической хтонью, Black Sabbath просто погружали слушателей все глубже и глубже во мрак, как будто стремясь добраться до его предела, понять, где он заканчивается… По контрасту, группы вроде AC/DC или, скажем, Aerosmith и не думали интересоваться подобными глупостями. Смысл их существования – в том, чтобы получать кайф и дарить его другим, желательно не особо напрягаясь в процессе. Если трех аккордов достаточно, зачем нужен четвертый? Если блюзовый квадрат работает, нужно ли придумывать что-то еще? Если написался хороший рифф, почему бы не использовать его с незначительной редактурой еще разок-другой?

Ну и тексты тоже – к вопросу о «грязных делишках» и «дешево и сердито» – стереотипные мачистские зарисовки про бухло и баб; в обычной ситуации я, наверное, написал бы «про девушек и алкоголь», но здесь, поверьте, актуален именно такой, несколько сниженный язык. В «The Jack» Бон Скотт без малейшего стеснения пел про венерические болезни, а главной героиней песни «Whole Lotta Rosie» была толстая проститутка (которая «не слишком хороша собой и не то чтобы миниатюрна, но когда дело доходит до любви, заткнет за пояс кого угодно») – на концертах во время исполнения этого трека на сцену выплывала гротескная надувная кукла. Но самым тематически небонтонным произведением AC/DC этого периода был трек «Crabsody in Blue», даже выброшенный из американского издания альбома «Let There Be Rock» (потому что, ну, всему есть предел) – эта милая песенка, с каламбуром на гершвиновскую «Рапсодию в стиле блюз» в заголовке, представляет собой, наверное, единственный в своем роде классик-роковый трек, посвященный лобковым вшам.

В связи со всем вышесказанным я, признаться, был убежден в том, что современная культурология обязательно должна критиковать AC/DC с позиций феминизма, а в статьях о них обязаны регулярно звучать словосочетания типа «токсичная маскулинность». Однако, решив проверить это допущение, я с изумлением наткнулся на вышедшую не так давно в Великобритании книгу под названием «Under My Thumb» – в честь также весьма и весьма мизогинного трека The Rolling Stones – и с подзаголовком: «Песни, которые ненавидят женщин, и женщины, которые их обожают». Стало быть, эффективность творчества AC/DC – и некоторых других артистов – столь велика, что даже феминистки XXI века не могут устоять перед их записями. И самое интересное – это понять, за счет чего они так работают.

Кажется, тому есть сразу несколько объяснений. Во-первых, вспоминается случай, когда у Бона Скотта спросили: а вы-то сами – AC или DC? Вопрос был с подковыркой: в Англии аббревиатура, вообще-то означающая всего лишь навсего переменный ток и постоянный ток, на местном жаргоне символизировала в том числе бисексуальность (на похожей ассоциации строится старый советский арготизм «двустволка»). Скотт тогда угрюмо зыркнул на журналиста и сказал, что он не AC и не DC, а слэш, косая черта между ними. Но на самом деле группа AC/DC – это самый что ни на есть постоянный ток. Поработавший с ними однажды суперпродюсер Рик Рубин сказал, что, по его ощущению, музыка для них началась с Чака Берри и закончилась Элвисом Пресли – возможно, тут есть небольшое преувеличение, но поверьте, именно что небольшое. И в сегодняшнем мире, когда все меняется за секунду – политическая ситуация, жизненные обстоятельства, этические нормы, – постоянство наших героев оказывается спасительным: ты знаешь, что, что бы ни происходило, эти люди где-то рядом, долбят свои три-четыре аккорда и поют про секс и выпивку.

И второе: AC/DC – не воины тьмы. В свое время католическая церковь протестовала против трека «Hell Ain’t a Bad Place to Be» («Ад – не такое уж и дурное местечко»), но это было совершеннейшей глупостью, потому что какие, в конце концов, из братьев Янгов сатанисты? Все это для них было не более чем частью образа – и, кстати, к своему образу они умели относиться с юмором и иронией. Как не вспомнить потешные школярские короткие штанишки, в которых Ангус Янг обычно появляется на сцене? А когда ему однажды сказали, что, мол, AC/DC записали 11 одинаковых альбомов, он вместо того, чтобы обидеться, парировал – минуточку, вы обсчитались, не 11, а 12! В общем, можно, конечно, провозгласить AC/DC вселенским злом – с позиций феминизма, клерикализма или еще какого-нибудь – изма, – но это вряд ли будет выглядеть убедительно.