Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Одним из самых восторженных сторонников Дарвина был Герберт Спенсер, которому принадлежит выражение «выживание сильнейших» и который дал важные разъяснения некоторых из наиболее удачных идей Дарвина; однако он же был и отцом социал-дарвинизма, отвратительного злоупотребления дарвинистским мышлением на службе ряда политических учений – от бесчеловечных до совершенно чудовищных 702. Лежит ли на Дарвине ответственность за то, что Спенсер злоупотребил его взглядами? Ответить можно по-разному. Что касается меня, то я не в обиде на то, что Дарвин не проявил героизма и не стал публично критиковать своего защитника, хотя мне жаль, что с глазу на глаз он недостаточно энергично его осаживал или поправлял. И Гулд, и Хомский пылко отстаивают ту точку зрения, что интеллектуалы несут ответственность за применение и возможное злоупотребление плодами их трудов, а потому им, вероятно, как минимум неприятно, что на них самих ссылаются, когда несут всю эту околесицу, поскольку сами они этих взглядов не разделяют. (Вероятно, самонадеянно было бы ожидать от них благодарности за то, что я взял на себя этот неблагодарный труд.)

Вопрос в том, как сделать так, чтобы маятник перестал раскачиваться с такими разрушительными последствиями. Раз за разом мы наблюдаем все ту же неспособность договориться. Поистине досадный коммуникативный провал, о котором говорят Саймон и Каплан (см. эпиграф к предыдущему разделу), представляет собой усиленный результат сравнительно простого изначального недопонимания. Вспомните о разнице между редукционистами и алчными редукционистами (третья глава, пятый раздел): редукционисты полагают, что все в природе можно объяснить, не прибегая к небесным крючьям; алчные редукционисты полагают, что все можно объяснить, не прибегая к подъемным кранам. Здоровый оптимизм одного теоретика для другого будет неприличной алчностью. Одна сторона предлагает примитивный подъемный кран, а другая глумится: «Филистеры-редукционисты!» – и не без оснований объявляет, что жизнь гораздо сложнее. На это их ушедшие в глухую оборону противники ворчат себе под нос: «Орда сбрендивших охотников за небесными крючьями!» Именно так они бы сказали, знай они об этом термине, но, опять-таки, будь и у тех и у других эти термины, они могли бы понять, в чем на самом деле состоит проблема, и избежать всякого недопонимания. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Каковы подлинные взгляды Хомского? Если он не считает, что языковой орган сформировался под действием естественного отбора, то как он объясняет детали его устройства? Философ биологии Питер Годфри-Смит недавно рассмотрел совокупность взглядов, тем или иным образом поддерживающих тезис, что «сложное устройство организма существует из‐за сложного устройства окружающей среды» 705. Поскольку это было одной из излюбленных тем Герберта Спенсера, Годфри-Смит предлагает называть любое такое мнение «спенсерианским» 706. Спенсер был дарвинистом – или можно сказать, что Чарлз Дарвин был спенсерианцем. В любом случае синтетическая теория эволюции является, по сути, спенсерианской, и именно спенсерианство этих ортодоксальных взглядов чаще всего так или иначе критикуют мятежники. Например, когда Манфред Эйген и Жак Моно настаивают, что молекулярная функция может быть обусловлена лишь отбором под влиянием среды (глава седьмая, раздел второй; глава восьмая, раздел третий), они – спенсерианцы; а когда Стюарт Кауфман утверждает, что порядок возникает вопреки отбору (под влиянием среды), это – выступление против спенсерианства (глава восьмая, раздел седьмой). Когда Брайан Гудвин отрицает, что биология – наука историческая 707, то это – еще один пример антиспенсерианства, поскольку тем самым он отрицает, что исторические взаимодействия с ранее существовавшими окружающими средами являются причиной сложного устройства, обнаруживаемого нами у живых организмов. Другой пример – краткий роман Гулда и Левонтина с идеей «врожденных» баупланов ( Baupläne ), определяющих практически все «доработки» в конструкции организма.

Предположение Хомского, что структуру языкового органа будет определять физика, а не биология (или инженерное дело), – тезис предельно антиспенсерианский. Это объясняет, почему он неверно истолковал мой дружеский совет переложить ответственность на биологию. Как правоверный спенсерианец-адаптационист, я полагал, что «гены – способ, которым говорит окружающая среда» (как пишет о них Годфри-Смит), тогда как Хомский предпочитает думать, что гены получают информацию из некоего внутреннего, внеисторического, не связанного с окружающей средой источника организации – мы можем назвать его «физикой». Спенсерианцы полагают, что даже если такие вневременные «законы формы» и существуют, они могут оказывать воздействие лишь посредством того или иного процесса отбора.

Эволюционное мышление – лишь одна из глав в истории дискуссии спенсерианцев и антиспенсерианцев. Адаптационизм – учение спенсерианское; то же самое можно сказать о бихевиоризме Скиннера и, в более широких масштабах, о любом изводе эмпиризма . Эмпиризм – представление, согласно которому все сведения, которыми обладает наш разум, мы получаем исключительно из окружающей среды посредством опыта. Адаптационизм – представление, что окружающая среда, в которой идут процессы отбора, постепенно формирует генотипы организмов таким образом, что определяемые ими фенотипы оказываются практически наилучшим образом приспособлены к существованию в окружающем их мире. Бихевиоризм – это учение, согласно которому то, что Скиннер называл «регулирующей средой» 708, «обуславливает» поведение организмов. Теперь нам ясно, что знаменитая атака Хомского на Скиннера была одновременно атакой на спенсерианскую идею Скиннера, что среда формирует организм, и на ограничения модели Скиннера, описывающей, как происходит это формирование.