Лоуренс Харрисон - Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

«Культура и ценности — душа развития. Они придают ему импульс, предоставляют необходимые для него средства и в основном определяют то, как люди видят его цели и направления. Культура и ценности инструментальны в том смысле, что они способствуют формированию надежд людей, их страхов, амбиций и действий, но они также играют созидающую роль, поскольку формируют идеалы людей и вдохновляют их мечты о полноте жизни для них самих и будущих поколений. <...> Ценности — не слуги развития, они — его источник...

Государство... не может установить ценности людей своим декретом; более того, государства и их действия отчасти сформированы национальными культурами и ценностями. Однако государства могут влиять на культуру через лидерство и подачу примера, а также путем формирования системы образования и воспитания, через создание структуры стимулов в обществе и использование средств массовой информации. <...> Воздействуя на ценности, они могут влиять и на путь развития» [216] UN Development Program and Arab Fund for Economic and Social Development, Arab Human Development Report 2002 (New York: UNDP, 2002), p. 8. .

Мотивацией многих, если не большинства молодых демонстрантов на площади Тахрир были неудовлетворенные притязания на получение рабочих мест. Однако тот факт, что душевой ВВП Египта составляет менее 3000 долл. (табл. 7.1) — и это после многих десятилетий реализации больших программ помощи, в первую очередь со стороны США, — позволяет предположить наличие неких фундаментальных проблем, коренящихся в египетской исламской культуре, которые вряд ли можно будет разрешить даже в течение многих лет.

Источник: Human Development Foundation (HDF), исследовательская организация, созданная пакистанскими иммигрантами в США.

Одна из наиболее красноречивых особенностей исламских обществ, препятствующих прогрессу, — приниженное положение женщин, ярким выражением которого может служить разрыв в уровне грамотности. Необразованные женщины транслируют ортодоксию своим детям. По данным Фонда развития человеческого потенциала (Human Development Foundation, HDF), исследовательской организации, созданной пакистанскими иммигрантами в США, этот разрыв в арабских странах весьма значителен.

В табл. 7.1 приводятся главным образом количественные данные, предоставленные HDF и относящиеся к 2007 г.; я добавил столбец, представляющий место этих стран согласно Индексу восприятия коррупции (ИВК) Transparency International за 2010 г. — в этом рейтинге Дания, Новая Зеландия и Сингапур были наименее коррумпированными (значение 1), а Сомали оказалось наиболее коррумпированным (значение 178). (Любопытно, что Афганистан оказался на одном уровне с Бирмой — 176, а Ирак получил значение 175.)

Можно спросить: какая доля людей на площади Тахрир давала выход неудовлетворенности своей судьбой — как это по большей части было в Санто-Доминго в 1965 г., в Манагуа в 1979 г. и в Порт-о-Пренсе в 1991 г., — а какая часть действительно выступала за демократизацию своего общества? И что произойдет даже в случае возникновения подлинно демократических политических институтов, если арабские страны будут продолжать расти медленно? При отсутствии фундаментальных культурных изменений доминиканско-никарагуанско-гаитянский вариант развития событий наверняка будет оставаться вполне вероятным сценарием.

Для того чтобы ввести эти страны в современный мир, недостаточно только лишь надежды и энтузиазма.

История Латинской Америки свидетельствует о провале католицизма в сравнении с протестантизмом или, по крайней мере, о поражении, нанесенном католической этике протестантской этикой, определившей развитие США. <...> Североамериканское протестантское общество представляется более христианским — или, возможно, менее антихристианским, — чем латиноамериканское католическое общество. Оно требует от своих последователей такой модели социального поведения, которая диктует достаточно высокую степень добросовестности в повседневных делах и межличностных отношениях и в то же времени вынуждает даже тех, кто находится в оппозиции, действовать социально конструктивным образом.

Карлос Ранхель, «Латиноамериканцы» (1987) [217] Carlos Rangel, The Latin Americans: Their Love-Hate Relationship with the United States (New Brunswick, N.J.: Transaction, 1987), p. 182.

Когда люди в англосаксонских обществах, и в первую очередь в США, обнаруживают общую потребность в некоей инфраструктуре, они смотрят друг на друга; они встречаются и дорабатывают свои идеи; они достигают согласия по поводу направления деятельности; и затем они добровольно затрачивают время и ресурсы, чтобы довести до ума свой проект.

Хуан Баутиста Альберди, аргентинский государственный деятель (1880) [218] Выдержка из речи, произнесенной в Буэнос-Айресе на факультете права и социальных наук.

Будущее процветание и счастье [Мексики] сегодня зависят от развития протестантизма. <...> Протестантизм мог бы стать мексиканским, завоевав приверженность индейцев; они нуждаются в такой религии, которая заставила бы их читать и не тратить свои сбережения на свечи для своих святых.

Бенито Хуарес, чистокровный коренной мексиканец, пять раз занимавший пост президента Мексики (1858—1872) [219] Цит. по: Daniel Miller, “Protestantism and Radicalism in Mexico from the 1860s to the 1930s,” www.calvin.edu/henry/research/symposiumpapers/Symp08Dmiller.pdf.

Разительный контраст в развитии между протестантской Шотландией после Реформации и католической Ирландией, о котором мы говорили в главе 5, повторился в Западном полушарии, только в гораздо больших масштабах. Прежде всего это относится к различиям между иберо-католической Латинской Америкой и англо-протестантскими США (и, можно добавить, англоговорящей Канадой). Тоже самое расхождение повторилось в меньших масштабах внутри самой Канады: между англопротестантскими провинциями и католическим Квебеком.

Бывшие испанские и португальские колонии, у которых было целое столетие форы и население которых было в полтора раза больше, чем население будущих США и Канады вместе взятых, сегодня примерно на полвека отстают от этих стран в том, что касается зрелости и стабильности их политических институтов, экономического благополучия и социальной справедливости. Лишь в последние годы в Латинской Америке стали преобладать демократически избранные правительства, причем некоторые демократические эксперименты были прерваны. Уровень жизни составляет примерно одну десятую достигнутого в США и Канаде. По критериям развитых демократий распределение земли, доходов, богатства и возможностей в высшей степени несправедливо.

Венесуэльский писатель Карлос Ранхель свое время навлек на себя гнев латиноамериканских интеллектуалов и политического истеблишмента за свою книгу, опубликованную в середине 70-х гг. XX в., в которой утверждал, что ответственность за тяжелое положение Латинской Америки лежит на латиноамериканцах и их иберо-католическом культурном наследстве. Он отмечал: «Еще в 1700 г. испанская империя в Америке продолжала производить впечатление несравненно более богатой (что было правдой!), гораздо более могущественной и потенциально более успешной, чем британские колонии в Северной Америке» [220] Rangel, The Latin Americans , p. 67. .