Клиффорд Гирц - Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог

Пока я работал сначала в Индонезии, затем в Марокко, а потом в обоих, с 1952 года, когда Эйзенхауэр объявил: «Я поеду в Корею», а Фарук бежал из Египта, по 1986 год, когда взорвался «Челленджер» и сгорел Чернобыль, не было ни одного периода, когда бы «Запад» в целом и Соединенные Штаты в частности не вторгались так или иначе в мои повседневные встречи с людьми, не говоря уже о моих мыслях. Проведенное мной сравнение между Индонезией и Марокко как независимыми единицами, с которыми поочередно сталкивается некий обобщенный приезжий, оказавшийся там по стечению обстоятельств, гораздо сложнее, чем я его представил. Существует третий элемент, который я пока не вводил: большой мир, который подтолкнул меня к ним.

А их – подтолкнул ко мне: с момента обретения независимости (Индонезией в 1950 году, Марокко в 1956-м) обе страны решительно боролись за присоединение к этому большому миру. Несмотря на напряженное внимание, с которым все следили за перестройкой глобальных отношений власти, торговых потоков и культурных связей, вызванной деколонизацией Азии и Африки, между концом сороковых и началом восьмидесятых, ее значение еще не оценено по достоинству. Если что и может действительно считаться революцией, а не просто перетасовкой людей и позиций, то эти события. Они не только перекроили абсолютную карту; они изменили смысл того, что наносится на эту карту, – смысл того, чтó есть страна. В 1950 году в Организации Объединенных Наций было пятьдесят восемь членов, большинство – западные страны 144. В 1980 году их стало сто пятьдесят восемь, большинство – незападные страны.

Именно в этот промежуток времени, между эпохой Хо Ши Мина, Неру, Нкрумы, Мосаддыка и Сукарно и эпохой Мобуту, Маркоса, Индиры Ганди, Хомейни и Садата, Индонезия и Марокко – первая довольно решительно, вторая более осторожно – вышли под своими именами на международную сцену, что дало их гражданам, даже самым пассивным и оторванным от действительности, представление о том, чтó там происходит и чтó поставлено на карту. Мировые события выглядели по-разному для тех, чья страна пыталась сохранить в них свое место, и для тех, чья страна пыталась его найти.

Страна, пытающаяся найти свое место, сталкивалась с проблемами, которые были почти исключительно региональными или даже субрегиональными, но контекст, в котором она с ними сталкивалась, был целиком глобальным. Напряженные отношения, маневры и кризисы великих держав сказывались практически на всем, связывая местечковые конфликты с более крупными интересами, которые не делали их менее местечковыми. Война в Корее, возрождение Японии, война во Вьетнаме, с одной стороны, и война в Алжире, возрождение ислама, арабо-израильский конфликт, с другой, создали среду, в которой велась борьба за национальные интересы: присоединение Индонезией Западной Новой Гвинеи в 1963 году или захват ею Восточного Тимора в 1975-м, пограничные столкновения между Марокко и Алжиром в 1963 году или марш в Сахару в 1971-м.

Региональный характер участия этих двух стран в «иностранных делах», благодаря которому у них совершенно разные политические соседи, а также глобальный контекст, который связывает эти соседства, возможно, лучше всего продемонстрировать простым перечислением некоторых громких международных событий в Индонезии и вокруг нее в Восточной и Юго-Восточной Азии, а также в Марокко и вокруг него в Северной Африке и на Ближнем Востоке в пятидесятые, шестидесятые и семидесятые годы (см. таблицу) 145.

Хронология событий: 1950–1979

а. Малайя (Британская Малайя) – общее название для территорий Малаккского полуострова с различным статусом, которые находились в колониальной зависимости или под протекцией Великобритании. – Прим. ред.

Некоторые вещи довольно сложно поместить в такую таблицу, поскольку они представляют собой скорее всеобъемлющую реальность, чем конкретные события: стремительное восхождение Японии и массовая трудовая миграция в оправляющуюся Европу, опасная магия нефти и неоднозначные последствия Зеленой революции. И в обоих случаях самой всеобъемлющей реальностью выступает – или, во всяком случае, выступала – холодная война. Но даже поверхностный взгляд на две эти очень схематичные хронологии показывает, что, хотя обе страны являются частью (в большинстве случаев маргинальной) всемирной склоки конкурирующих держав, в этой склоке они совершенно по-разному локализованы. Их международное участие различается в той же мере, в какой различаются их города, их языки, их политика и их религиозные стили.

Марокко, находящееся как в арабском мире, так и на его африканской окраине (оно одновременно является членом Лиги арабских государств и Организации африканского единства), а также культурно связанное с Францией и Испанией, оказалось между радикально различными претендентами на его лояльность. Марокко отправляло войска на арабо-израильские войны в 1967 и 1973 годах, хотя им удавалось прибывать слишком поздно для участия в активных боевых действиях, а также в начале шестидесятых годов входило в состав вооруженных сил ООН, посланных для прекращения гражданской войны в Конго и Заире. Оно поссорилось (вплоть до вооруженного конфликта) с ближайшим соседом, Алжиром, чью длительную борьбу за независимость решительно поддерживало, из-за нечетко проведенной границы между ними. Его внутриполитические проблемы выплеснулись во Францию, когда в Париже в результате заговора между французскими полицейскими и марокканскими солдатами был убит один из ведущих политиков, находящихся в оппозиции трону. А когда после смерти Франко Испания ушла из Западной Сахары, Марокко объявило эту территорию своей и развернуло полномасштабную войну с националистически настроенными сахарцами, которая сразу же изолировала его практически от всех соседей и сделала еще более зависимым от Запада и богатых нефтью королевств Ближнего Востока. К 1980-м годам Марокко, истерзанное войнами и импровизирующее на ходу, стало государством-сателлитом при трех странах: миттерановской Франции, фахдовской Саудовской Аравии и рейгановских Соединенных Штатах.

Индонезия, находящаяся на пересечении между континентальной Азией, Австралией и западной частью Тихого океана, в регионе, столь же культурно пестром, сколь этнически разнообразном, оказалась не столько зажатой между конкурирующими притязаниям соседей на ее национальную лояльность, сколько осажденной практически всеми основными идеологическими силами в мире: коммунизмом, советским и китайским; исламизмом, радикальным и приспособленческим; национализмом третьего мира; японским неомеркантилизмом. Как и у Марокко, у нее было мало времени, чтобы со всем этим разобраться. И, как и Марокко, она не смогла избежать при этом насилия.