Игорь Грабарь - Репин

Хотя в мастерской Репина многим приходилось уже огорчаться при виде его слабых вещей, но когда он очистил все углы мастерской, выкинув на эскизную выставку и тем самым на рынок 34 картины, среди которых, кроме «1-й дуэли», не было ничего достойного его имени, то вера в него поколебалась даже у друзей. Ничтожество большинства этих эскизов налагало печать дешевки даже на нее, почему картина и прошла в России незамеченной. В самом деле, тут-то и появились впервые «Минин», «Выбор невесты», «Филарет в заключении», «Если все, то не я», «Гефсиманская ночь», «Я вас люблю» (жанр в духе В. Маковского), «Венчание», «За здоровье юбиляра», «Дон Жуан и донна Анна», «Встреча Данте с Беатриче» и т. п.

Но те, кто не были на этой выставке, а видели «Дуэль» впервые в Венеции, не отказывались от надежды увидеть еще у Репина произведение большого размаха, способное восстановить его былую репутацию величайшего русского мастера. И они не обманулись: через несколько лет Репин принял правительственный заказ написать торжественное заседание Государственного совета по случаю имевшего исполниться столетнего юбилея со дня его основания.

Репин не сразу дал согласие, а пошел на очередное заседание Совета в Мариинский дворец, чтобы посмотреть обстановку и увидеть, сможет ли он загореться творческим желанием. Вид огромного зала со множеством старцев в мундирах, гражданских и военных, сверкание золота и серебра, шитья, звезд и разноцветных лент зажгло в нем художественный огонь. Репин дал свое согласие и приступил к подготовительным работам [160] .

К. П. Победоносцев. Этюд для картины. 1903. ГРМ.

Прежде всего он написал несколько этюдов с зала заседаний, подготовив широко проложенный этюд для будущего эскиза, который он имел в виду написать прямо с натуры с выбранной заранее точки. В день заседания он занимал уже свое место за мольбертом и вписал в течение недолгого времени, пока оно продолжалось, всех сидевших за столом президиума членов царской фамилии и министров, а затем и членов Государственного совета, рассевшихся в амфитеатре. С ним был «кодак». Он в первый раз в жизни снимал, не умея фотографировать, и Н. Б. Нордман перед самым заседанием показала ему, как надо действовать аппаратом. Снимок вышел, однако, достаточно пригодным.

Эскиз был утвержден, и Репин принялся за картину. Эскиз находится сейчас в Русском музее. Этот небольшой холст, в 40 сантиметров вышины и 88 ширины, — один из величайших шедевров всего репинского искусства. Уместить столько фигур на этом ничтожном пространстве, успеть их сделать в течение столь краткого времени, притом сделать так, что вы каждого узнаете, да еще дать главным из них блестящую характеристику — это подвиг, прямое волшебство кисти.

Правда, многие лица только намечены, но намечены по-репински, т. е. так, что они по остроте выражения могут поспорить с иным долго работанным портретом. Справившись с таким неподражаемым мастерством с задачей характеристики, он с не меньшей легкостью одолел и задачу цвета: и по живописи и по колориту это одно из наибольших достижений Репина. Пестрота всей обстановки: малиново-красной обивки кресел, красных, синих, голубых лент, сверкающих звезд, эполет, шитых золотом мундиров — все это он сумел колористически согласовать, объединить в общую чудесную гамму, заставив особенно красиво звучать в этих аккордах голубые андреевские ленты за председательским столом.

В самой картине это получилось далеко не так пленительно по колориту. Ее он писал уже не один, а с помощниками, своими учениками: Б. М. Кустодиевым… и И. С. Куликовым, подготовлявшими большой холст и писавшими целые части картины, один — на левой стороне, другой — на правой. Весь центр написан Репиным единолично, и он проходил своей рукой по всей картине, снизу до верху и слева направо. Уступая по тонкости эскизу, картина тем не менее должна быть признана замечательным произведением, в области же заказного, официального искусства с нею едва ли может соперничать какая-либо другая аналогичная картина любого европейского художника.

Когда картина была окончена и выставлена для обозрения в Мариинском дворце, огромное большинство посетителей приняло ее как некое бесстрастное, объективное изображение торжественного заседания. Так отнеслись к ней и сами сановники, изображенные на картине. Лишь немногие поняли скрытую в ней обличительную тенденцию автора, изрядно поглумившегося над всем этим раззолоченным чиновным людом, который и не подозревал иронии художника-разночинца. Чего стоит одна шеренга великокняжеских кукол с царем в центре или ханжеская фигура «обер-прокурора святейшего синода» Победоносцева, молитвенно скрестившего руки, или умная, лукавая голова Витте, или жирная туша Игнатьева! Кроме нескольких ярких характеристик главнейших бюрократов, большинство их, при полном портретном сходстве, дано в виде общей безличной массы украшенных лентами и звездами «действительных тайных советников», серых, тупых, раболепных.

Один Победоносцев, как кажется, разгадал сатирический уклон картины, неодобрительно качал головой при ее осмотре и в особенности был недоволен трактовкой своей собственной персоны.

Для своей картины Репин сделал множество портретов, писанных в этюдном характере. Для них сановники сидели, каждый на своем обычном месте, в зале заседания. Приходили то в одиночку, то вдвоем и даже втроем, что было важно для верности цветовых отношений. Отдельные портретные этюды принадлежат к лучшему, что сделано Репиным по силе выразительности и чисто живописному размаху.

Заказ был принят Репиным в апреле 1901 г., окончена была картина в декабре 1903 г. В начале января 1904 г. она была на несколько дней выставлена для публичного обозрения на месте, для которого была предназначена, в полутени, на стене зала, соседнего с залом заседания. В настоящее время она находится в ленинградском Музее революции [161] [ныне картина в экспозиции Гос. Русского музея].

«Заседание Государственного совета» и связанная с ним серия портретов были последним великим созданием Репина. После них он действительно медленно, но верно начинает склоняться «в долину». Когда он в 1894 г. с горечью, но не без скрытой надежды, восклицал: «Хотя бы что-нибудь для сносного финала удалось сделать!» — он после нескольких десятков ничтожных пустяков и прямых пошлостей вдруг снова развернулся с небывалым блеском и силой. Но за этой последней сверкающей вспышкой настали годы немощи и увядания.