Елена Полякова - Николай Рерих

Город окружен горами, среди них Богд-Ула — священная гора, обиталище бога. В городе много монахов в желтом, собирающих милостыню, и маленькие тощие послушники бродят за ними — униженные прислужники, которых каждая семья поставляет ближайшему монастырю.

Но в общем атмосфера города и страны в целом больше напоминает Советский Союз, чем азиатские страны, пройденные экспедицией и лежащие впереди. Те — страны еще спящие, Монголия — страна проснувшаяся, совсем молодая. Только что, в 1924 году, введен республиканский строй. Сильно в стране духовенство, но власть уже перешла в руки трудящихся, и арат, крестьянин-скотовод — основа, гордость страны. Он может обучаться грамоте, служить в государственных учреждениях.

Республика родилась из феодального государства, в котором многие племена жили на уровне родового строя. Военачальники там съедали сердца побежденных врагов, чтобы получить храбрость. Тысячи, десятки тысяч лам перебирали четки, крутили молитвенные мельницы — араты отдавали им последнее. Буддизм в его догматическом выражении душил народ в буквальном смысле слова — невежество, бесправие, предрассудки, глубокая спячка ума были уделом аратов.

Тем более симптоматично, что из бедняков выходили такие люди, как Сухэ-Батор, не только легендарный полководец, но гениальный полководец, познавший всю солдатскую школу старой Монголии, напоминающую солдатскую школу старой России, но в еще более страшном варианте.

Монголия тяготела к северному соседу, истинно принесшему помощь и освобождение, — встреча Сухэ-Батора с Лениным как бы освещала путь страны; в русской Кяхте скрывался Сухэ, в русской Кяхте прошел первый съезд Монгольской народной партии.

Рерих сочетал в странствовании по Монголии все свои основные качества ученого-исследователя. Постоянную устремленность в прошлое и ощущение будущего. Преувеличение роли религии в жизни страны и народа и ясное видение паразитизма, невежества самих служителей религии. Преклонение перед стариной и преклонение перед познанием. Априорность своего представления о стране и осознание путей ее развития.

Он интересуется формами буддизма в Монголии, изучает его историю. В его восприятие новой Монголии входит ощущение буддизма как живой творческой силы. Он дарит монгольскому правительству картину «Великий всадник». Над мирными юртами, возле которых заседает Великий Хурулдан, над синей горой со снежной вершиной, над стилизованными фигурками животных несется в облаках Всадник Освобождения, которому приданы черты Ригден-Джапо, властителя Шамбалы.

Картина писана темперой — картина может быть писана на шелку и повешена в буддийском храме, настолько она повторяет традиционную манеру монгольских и тибетских иконописцев в трактовке фигур, в сочетании красок, во всей своей красочной плоскостности, в символизме каждой детали.

Слова «стилизация» монголы не знают — они справедливо видят в картине знак великого и искреннего уважения к своему народу со стороны европейского художника, который использовал и претворил формы Азии, глубоко традиционные, загадочные для европейца, но понятные каждому ребенку в Урге — Улан-Баторе, городе Красного богатыря.

При вручении картины художник и глава правительства обмениваются речами, построенными по всем традициям восточной вежливости, взаимного уважения страны к Мастеру и Мастера — к стране.

В Урге экспедиция готовится в путь, который будет намного труднее всех предыдущих.

Он пойдет местами, неведомыми европейцам, высочайшими перевалами и нагорьями, где постоянные морозы, жестокие ветры, снежные бураны. Лобзанг Чолдон, тибетский представитель в Улан-Баторе, сам предложил экспедиции путь не через китайские области, но через Тибет, дал письма к Далай-ламе и его приближенным, помог выправить тибетские паспорта.

Этот путь, конечно, был бы осуществлением мечты и Николая Константиновича и Юрия Николаевича.

Войти в Лхасу — столицу Тибета. Увидеть сокровища древнего искусства, собранные в Лхасе, как собраны они в Риме. Рим Азии, город — венец тибетской архитектуры, пленявшей в Сиккиме и Ладаке, запечатленной в полотнах Сиккима и Ладака. Огромные монастыри, храмы с толстыми, наклоненными внутрь стенами. А Лхасу венчает монастырь монастырей, дворец дворцов Тибета — Потала. Охристая, розовая, дымчатая — ансамбль дворцов и храмов, так же естественно выросший здесь, так же венчающий восхолмие, как Московский Кремль венчает Боровицкий холм. Так же повторяющий линии рельефа, как бы пассивно следующий им и придающий им ту законченность, которую выражают гениальные человеческие строения, всегда гармонирующие с ландшафтом.

Город, где перед золотыми статуями Будды вечно горят масляные светильники, где паломники ползут по улицам, зарабатывая тем очищение грехов.

Город живого Будды — Далай-ламы, город священников, ученых, знающих секреты тибетской медицины; город святых, свершающих истинные чудеса. Может быть, Шамбала воплощенная. Во всяком случае — светоч религии Востока — город, к которому стремились европейцы, но в котором так редко бывали европейцы.

Впрочем, монахи посещали Лхасу с четырнадцатого века; отцы-иезуиты обосновались в ней довольно прочно. Позже страна закрылась для европейцев.

Когда в 1879 году Пржевальский приблизился к Лхасе, к нему вышла делегация и униженно просила его не входить в священный город. Пржевальский повернул караван. В начале века в городе побывал под видом паломника русский бурят Гомбожап Цыбиков, учившийся в университете в одно время с Рерихом, но на восточном факультете.

Северная граница Тибета близка к России, южная — к Индии. Из Индии с юга пытаются проникнуть в загадочную страну путешественники и британские разведчики, чаще проникают последние — под видом паломников, идущих на поклонение Далай-ламе.

Англичане в 1904 году вторглись в Лхасу — бежал Далай-лама, несметные сокровища были отправлены в Альбион, где традиционно собирались произведения искусства завоеванных стран. Тибету был навязан протекторат, и с тех пор посещение страны иностранцами затрудняли и сами тибетцы и англичане, бдительно охраняющие индо-тибетские границы.

Как всегда, тщательно готовятся Рерихи к дороге: запасены необходимые продукты, медикаменты, одежда. Экспедицию сопровождает врач. Юрий — лучший переводчик, говорит по-монгольски, как монгол.

На фотографиях 1927 года Рерихи стоят возле деревянного, типично иркутского или кяхтинского дома — бревенчатого, с резными наличниками. Николай Константинович в длинном полушубке шерстью внутрь. Юрий в тщательно пригнанной куртке, в удобной обуви, меховой шапке — истый путешественник, готовый к стоверстным переходам караванов. Елена Ивановна снимается в Урге в длинной, испытанной в походах меховой шубе, с муфтой в руках и — женственность неистребима — в модной шляпке, поля которой изогнуто обрамляют лицо.