Михаил Хлюстов - Ученые досуги Наф-Нафа

Противоположности сходятся. Кто из столичных жителей хоть на миг не мечтал вырваться из каменных джунглей в джунгли настоящие? Решимости достало единицам.

Житель лесов или степей и тундр воспринимает «природу» — окружающую среду как целокупное понятие, от того безграничное космическое в своей сути. Наделенный свободой передвижения, которая сплошь и рядом оказывается необходимостью, средствами и способами выживания, подчиненный естественным силам движения природы, миграциям ее стад, спасению от ее вечных угроз — словно столичный житель первобытный человек мыслит во всемирном, то бишь во вселенском, космическом масштабе. И не важно сколь велик его Космос, пусть обычно пространство первобытной Вселенной простирается лишь до горизонта.

Деревня сковывает человека по рукам и ногам, привязывает к самой реальной почве, к дому, хозяйству, семье, «обчеству»-общине, кругу рождения и смерти, к «общественному разделению труда» принуждая кидать в ненасытную утробу городов все новые скирды, туши и мешки, получая взамен «соль и спички» тракторов, телевизоров, серпов и молотов, сельскохозяйственных машин, асфальтированных дорог, городских соблазнов. Удел деревни нескончаемый труд, inutile terrae pondus [48] (лат.) бесполезное бремя земли , пахота. Исключение лишь кочевое скотоводство. Правда ходят упорные слухи что это путь в Никуда.

Провинция жива заботами окрестностей, соками «деревни», как бы та деревня не называлась: «кочевье», «рыбацкие поселки», «село». «Провинция» не переходный этап между деревней и мегаполисом, но Город в первозданной его сути еще не надевший венца верховной власти, не впавший в амбицию. Место для житья, центр внутреннего обмена, сердце круговорота, точка пересечения ремесла, торговли, не витающей в облаках мировых проблем местной власти. Правда провинциалов — правда разумной, упорядоченной жизни, опоры, кирпича мироздания. Провинция живая клетка государственного организма, до которой он может распасться. Хоть и обезьянничает со столиц, но и сама удала говором, диалектом, местной мыслью и лучшим знанием своей местной истории, собственной культурой, пусть слабой пребывающей в раздрае меж заезжими высокими умами и собственными чудаками. Провинция безжалостно обкатывает практикой идеи пришедшие в воспаленные умы столичных жителей, при этом претендуя на свой голос, на свои права, на свою часть целого будучи самоцельной, готовой отгородиться частоколом удельного княжества, обломав бока соседям. Провинция — незамутненная городская естественность жизни, пик городской цивилизации.

Именно пик, поскольку столица-мегаполис есть отрицание таковой цивилизации. Столица это государство прежде всего, город для государства а не город для жизни — «просто для жизни» горожан. Столица вмещает в свою голову вселенную, что переворачивает, извращает, доводит до абсурда присущие городу черты.

Названия столиц уже сами по себе означают государство «в его политическом аспекте», заменяя лаконизмами вычурные полные названия стран: вместо «внешнеполитический курс Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии» — «политика Лондона» или: «рука Москвы», «происки Вашингтона», «козни Парижа». Praeterea censeo Carthaginem delendam esse [49] (лат.) Кроме того, я считаю, что Карфаген должен быть разрушен .

Маленький нюанс отделяет долгоиграющие государственные стратегии от насущных забот правительства, ныне пребывающего у власти. Здесь калибр пожиже — только адрес дома пусть и не самого маленького: «Даунинг стрит 10», «Кремль», «Белый Дом», «Елисейский дворец».

В ранге столицы Город не волен жить и развиваться, как того хочет или как придется, то есть по законам временно упорядоченного хаоса. Не волен поскольку столица есть обиталище власти. Город для власти почва (если ни «навоз»), среда произрастания. Столица обслуживает государство которое, в свою очередь, служит на потребу своей столицы. Вместилище аппарата, институтов, запутанных внешних и внутренних сношений, полиции, гвардии, генеральных штабов, чиновных структур, министерств, культурных сливок и выпавших в твердый осадок аутсайдеров, политических амбиций, интриг…

Столицу населяют сонмы существ служащих не Городу, но иерархии, стране, и, как многие из них полагают — «всему Миру». Столица кристаллизует науки и искусства в университетах и академиях, разбрасывая их позже щедрыми пригоршнями по всей стане. Столица это monstr monstrum [50] (лат.) чудовище чудовищ , угнездившееся в муравейнике Urbis. Будь это спокойный Геттинген с его толпами веселых школяров. Будь то Нью-Йорк — столица без корон имперской власти, но примеряющий корону власти мировой, от того назвавшей себя Empire City [51] (англ.) имперский город , а свой штат — Empire State [52] (англ.) 1. имперский штат 2. Имперское государство, империя . Будь то Париж одно время бывший и поныне пытающийся оставить за собой титул «культурной столицы мира».

Творят ли свободные, анархичные художники и пииты в мансардах, корпят ли над формулами ученые в тиши лабораторий, все они производят не только творения ума. Они созидают власть, крепят жесткую диктатуру высшего авторитета мод, стилей, направлений, открытий, технологий становящихся непреложными законами для провинций территориальных, культурных, интеллектуальных. Словно собрание больших умов и талантов в одном месте уже само по себе рождает высшую власть.

Науки и искусства суть только планеты обращающиеся вокруг главного светила, носящего сакральное имя «Власть». По моде последних времен заведено приравнивать власть к столь простым понятийным категориям вроде фабрики производящий «интеллектуальный продукт», в данном случае «управленческие решения» — «политический продукт». Эвфемизм эпохи развитых демократий не допускающих декларации какого либо неравенства, потому опускающаяся до уничижения: «власть есть только нанятые менеджеры отрабатывающие деньги налогоплательщиков». Демократы старательно уверяют в этом всех, прежде всего себя.

Но достаточно бросить взгляд на историю, на максиму «всякая власть от Бога» и на всех «помазанников божьих» чтобы убедиться: и отраженного света власти прошлых веков достаточно для сакрализации любой власти управляющей сегодняшней демократией.

Власть священна всегда, пусть только где-то там — в глубинах сознания. Уже этим она превращает столицу в Auterna urb [53] (лат.) вечный город, т. е. Рим , Святой град. Таковое отношение гнездится на дне душ, вновь приводящее к идее «небесного града». Все божественное строится по принципам небесной иерархии, чему в реальности соответствует развитый аппарат, земное подобие. Пирамида, нарастающая и развивающаяся подобно живому существу.