Кирилл Чекалов - Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи» [litres]

Живописание ужасного достаточно часто встречается в популярном романе «прекрасной эпохи». И здесь нельзя не вспомнить о «Фантомасиане», которая включает себя ряд по-настоящему жутких, а то и садистских эпизодов; неслучайно в числе многочисленных прозвищ Фантомаса есть и «король истязателей» («le roi des tortionnaires»). Можно вспомнить, например, страшную казнь, которой Фантомас подвергает посмевшего не подчиниться ему министра юстиции – он втыкает ему иглу прямо в сердце (роман «Полицейский-апаш»), а также показательную расправу «гения преступления» со своими не в меру болтливыми помощниками – он отрезает им языки, так что кровь хлещет фонтаном (роман «Похититель золота»).

Да и в уже упоминавшемся эпизоде с катастрофой Симплонского экспресса Фандор встречает «механика, который протягивал к журналисту окровавленные обрубки своих переломанных рук». Возможно, этот эпизод навеян еще одной известной пьесой из репертуара театра «Гран Гиньоль» – «Последняя пытка» (1904), где речь идет о восстании боксеров в Китае: зритель содрогался при виде окровавленных культей несчастного французского солдата, который появлялся на сцене с воплем: «Они отпилили мне кисти!» В дальнейшем Сувестр и Аллен развивают мотив отрубленных кистей рук в романе «Отрезанная рука» – Джино Стараче весьма впечатляюще изобразил один из самых шокирующих эпизодов книги на обложке первого издания романа.

В романе «Ночной извозчик» зловещим двойным символом новейших «парижских тайн» становятся пропахшая мертвечиной труповозка и специалист по переработке трупов в скелеты Доминик Юссон.

Можно сказать, своего рода апофеозом «хоррора» в «Фантомасиане» становится двадцать второй роман цикла «Любовные похождения князя».

Здесь «гений преступления» в образе Жака Бернара усыпляет большой дозой хлороформа актера Мике, после чего отрубает у еще живой жертвы голову (кровь впитывают рассыпанные по комнате опилки; благодаря этому Жюву удается сделать слепок и восстановить облик покойного!). Голову Фантомас устанавливает на стуле, и вот какая кошмарная картина открывается его пришедшей возлюбленной:

Посреди комнаты, на паркете распростерлось тело ее любовника.

Несчастный лежал навзничь, раскинув руки, но, ужас, тело было без головы!

На уровне плеч шея была обрублена; по паркету тянулся широкий кровавый след…

Не в силах оторваться от жуткого зрелища, она продолжала смотреть – внезапно из ее сжавшегося от ужаса горла вырвалось глухое рыдание…

Ее ошеломленный взор привлекла, приковала жуткая, доселе не замеченная подробность…

На низком стуле, приблизительно в двадцати пяти сантиметрах от искалеченного тела стояла залитая кровью голова Мориса!

Голова стояла совершенно прямо, лицом к двери, глазами к трещине, через которую открывалось чудовищное зрелище! (пер. А. Соколинской).

И всё-таки в целом, на наш взгляд, Сувестр и Аллен щадят своего читателя, предпочитая шокирующим сценам нагнетение тревожной атмосферы: Фантомас – олицетворение зла – присутствует везде, может наносить жестокий удар в любом месте и скрываться в любом из нас. Марсель Аллен особо оговаривал то обстоятельство, что их книга адресовалась максимально широкой аудитории – а стало быть, и к подросткам. Следовательно, злоупотреблять «хоррором» авторам «Фантомасианы» было бы неуместно.

Именно в «прекрасную эпоху» во Франции происходит значительный всплеск писательского интереса к написанию многотомных романов, связанных общими героями и общей сюжетной канвой, нередко воссоздающих историю целого рода или жизненный путь отдельно взятого персонажа на фоне обширной, стереоскопической панорамы своей эпохи. Жанр романа решительно обновляется Марселем Прустом в его романе-реке «В поисках утраченного времени» (всего семь томов, первый том цикла вышел в 1913 году). Весьма значительным событием в истории французской словесности стал и выход в свет романного цикла Ромена Роллана «Жан Кристоф», который полностью вписался во временны́е рамки «прекрасной эпохи» – первый том вышел в 1904, последний, десятый, – в 1912 году. Это чуть ли не самый знаменитый памятник жанра, который получил название «романа-реки».

Считается, что честь изобретения термина принадлежит именно Роллану: символический образ реки проходит через весь его цикл. Замысел восьмитомного цикла «Семья Тибо» возник у Роже Мартена дю Гара уже после Первой мировой войны, а последний том вышел в 1940 году, зато время действия этой семейной саги – как раз «прекрасная эпоха». Разумеется, грандиозным и непревзойденным образцом для этих писателей оставалась «Человеческая комедия» Бальзака, вобравшая в себя в общей сложности 91 произведение. Однако едва ли можно считать этот цикл со всеми его внутренними подразделениями полноправным образцом интересующего нас жанра.

Весьма примечательно, что после Второй мировой войны жанр романа-реки неуклонно и отчетливо сближается с массовым чтением: заложенный в этот жанр принцип серийности совпадал с внутренней установкой популярной книжной продукции на циклизацию. Так что есть все основания рассматривать сквозь призму жанра многотомные образцы популярного чтения, даже если они явно контрастировали с упоминавшимися выше историко-литературными монументами.

Популярные образцы романа-реки, создававшиеся в «прекрасную эпоху», сочетают в себе бальзаковское начало с тесной зависимостью от романа-фельетона. Сказанное касается, в частности, присутствия в тексте специальных повествовательных перемычек: авторы напоминают читателю о содержании предыдущих томов, а иногда в постраничных сносках попросту отсылают к ним.

Мы наблюдаем это явление в первую очередь в цикле романов о Фантомасе, самом масштабном образце романа-реки для широкой публики. При огромном объеме этой книги судьба ее в культуре ХХ века сложилась довольно парадоксальным образом: очень скоро главный персонаж совершенно затмил своих создателей, ведь уже после Первой мировой войны мало кто из читателей был в состоянии вспомнить в связи с Фантомасом имена Пьера Сувестра (1874–1914) и Марселя Аллена (1885–1969). А полвека спустя незатейливая кинотрилогия, снятая третьеразрядным режиссером Андре Юннебелем, привела к формированию совершенно искаженного представления о первоисточнике (следует отметить, что в отечественной дублированной версии роман в титрах не упоминался вообще). Кроме того, как указывают современные французские исследователи М. Летурне и Л. Арти-ага, хотя этот персонаж стал архетипическим и вошел в пантеон массовой культуры ХХ века, Фантомас «столь отдалился от книг о нем, что они на долгое время оказались недоступными» широкому кругу читателей. И даже подготовленное совсем недавно – к юбилею «Фантомасианы» – переиздание текста по неясным причинам оказалось прерванным на двадцатой части.