Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Север еще больше смеялся над нашими оборотами речи, и тоже напрасно. Знаменитые „две большие разницы“ беру под свою защиту непреклонно: да как и сказать по-другому, столь же коротко и ясно? Или „без ничего“: куда выразительнее, куда абсолютнее, чем все мыслимые пресные великорусские переводы этого перла. Или возьмем общеизвестную по-русски формулу: „с одной стороны, нельзя не сознаться, с другой стороны, нельзя не признаться…“ Метко, я согласен; но длинно и сложно. У нас это короче: „Чтобы да — так нет“. Вообще наш язык гораздо больше, чем русский, ценил и понимал слово „да“. Странно: лучшее слово на свете, люди когда то жизнь отдавали, чтобы услышать его из уст упрямой красавицы <���…>, а пользоваться им мало кто умеет. Мы умели. „Ты ничего не понял. — Неправда, я да понял“. Непереводимо и необходимо…» [КАЦИС (I). С. 295].

Здесь же необходимо подчеркнуть, что сам Жаботинский, писавший на безукоризненно «чистом» русском языке, отнюдь не являлся сторонником внедрения одесского жаргона в русскую лексику. Как и Горький, он в этом вопросе, судя по всему, занимал ригориче-скую позицию.

Но в СССР вплоть до середины 1930-х годов сказ и орнаментальная проза являлись двумя наиболее значимыми стилевыми течениями [212] Сказ — такая форма организации повествования, которая сориентирована на чужое сознание, на иной тип мышления. Характер литературного героя проявляется прежде всего в его манере говорить. Сказ всегда социально окрашен, выражает точку зрения определенного социума: крестьянской или рабочей среды, мещанства, как, например, в рассказах М. Зощенко, красноармейцев, как в «Конармии» И. Бабеля, и т. п. Орнаментальная проза — стилевое явление, которое связано с организацией прозаического текста по законам текста поэтического: сюжет как способ организации повествования уходит на второй план, наибольшее значение обретают повторы образов, лейтмотивы, ритм, метафоры, ассоциации. Слово становится самоценным, обретает множество разных смысловых оттенков. — см.: URL: http://schooltask.ru/skaz-i-ornamentalnaya-proza/ . У молодых советских писателей — Бабель, Олеша, Шолохов, Пильняк А. Веселый, Л. Леонов, Вс. Иванов и др. оба эти стилевые направления образовывали в их текстах органическое единство. . В первом номере «Литературной газеты» за 1933-й г. появилась статья Виктора Шкловского «Юго-Запад» [ШКЛОВСКИЙ (II)], которая положила начало разговору: существует ли «Юго-западная», она же «Одесская» литературная школа и, если существует, то где следует искать ее корни? По мнению Шкловского

Южно-русская школа будет иметь большое влияние на следующий сюжетный период советской литературы. Это — литература, а не только материал для мемуаров.

Шкловский, как и Владимир Жаботинский, полагал, что корни этой школы следовало искать в западной, левантинской, средиземноморской культуре. Авторов-одесситов он сравнил с александрийцами, грекоязычными поэтами, жившими в египетской Александрии III–IV веков нашей эры, и, «не cчитавшими себя ни греками ни египтянами» [ЯРМОЛИНЕЦ]. Став объектом критических нападок со стороны партийных культуртрегеров, поддержанных Горьким, которому эта концепция пришлась не по душе, Шкловский признал свою идею ошибочной. В современном же отечественном литературоведении обсуждение этой проблематики продолжается по сей день — см. [КАЦИС (I) и (II)], [ЯРМОЛИНЕЦ]. Не вдаваясь в детали дискуссии, отметим, что помимо собственно писателей-одесситов, Одесса так же тесно связана с творческими биографиями таких знаменитых литераторов, как Бунин, Куприн, живших в этом городе не постоянно, но часто и подолгу. Неприятие этими писателями одесского языкового орнаментализма имело в своей основе причины литературно-эстетические, несмотря на зацепки в плане темы «евреи в русской» литературе, о которых речь шла выше. Но на большинство молодых советских писателей 1920-годов, в том числе и на покровительствуемых Горьким Бабеля и литераторов из объединения «Серапионовы братья» [213] «Серапионовы братья» — объединение молодых писателей (прозаиков, поэтов и критиков), возникшее в Петрограде 1 февраля 1921 года. Название заимствовано из одноименного сборника новелл немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана, в которых фигурирует литературное содружество имени пустынника Серапиона. Лев Лунц, Илья Груздев, Михаил Зощенко, , ни он сам, ни Куприн, ни Бунин особо не влияли. С другой стороны:

Советская литература двадцатых годов конечно же, была вовлечена в языковую революцию. Какое-то время казалось, что все классовые барьеры в языке рухнули: коллоквиализмы, диалектизмы, жаргонизмы и просто бесшабашная словесная мешанина выплеснулись на литературные страницы <���…>. Не было, к несчастью, человека, мощью и гением равного Пушкину, который столетием раньше совлодал с быстрыми переменами в языке и вывел его на новый уровень. Но даже если бы такой человек нашелся, никто в этом гигантском социальном перевороте не заметил бы его усилий, новым языком пользовались, как правило, писатели без стилистического чутья и слуха (исключение составляли в основном поэты футуристы), сочинения их грешили грубыми стилистическими ошибками. Горький приходил в ярость от неправильного употребления литературного языка, которым сам овладел ценой невероятных усилий и который так сильно любил. Собственные его представления о правильном использовании русского литературного языка кажутся порой наивными, если судить о них с позиции опытного филолога и критика, но мыслил он, безусловно, в правильном направлении. Да и владел языком мастерски, не в пример тем, кто наводнял литературу неудобочитаемыми диалектизмами и жаргонизмами. Горький без стеснения использовал свой авторитет для защиты литературного языка [УАЙЛ (II). С. 105], [WEIL. Р. 117–120]

В статье-обращении «Письма начинающим литераторам» (1930 г.) Горький отмечал:

В работе Вашей желаемое предшествует сущему и торопливость выводов, основанных на материале сомнительной ценности, ведёт к тому, что Вы принимаете «местные речения», «провинциализмы» за новые, оригинальные словообразования, — тогда как материал Ваш говорит мне только о том, что великолепнейшая, афористическая русская речь, образное и меткое русское слово — искажаются и «вульгаризируются». Этот процесс вульгаризации крепко и отлично оформленного языка процесс естественный, неизбежный; французский язык пережил его после «Великой революции», когда бретонцы, нормандцы, провансальцы и т. д. столкнулись в буре событий; этому процессу всегда способствуют войны, армии, казармы. <���…>

Мне тоже приходится читать очень много писем рабселькоров, «начинающих» литераторов, учащейся молодёжи, и у меня именно такое