Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Евсекции видели свою задачу в установлении «диктатуры пролетариата на еврейской улице». Еще летом 1918 года появилась в Петрограде брошюра З. Гринберга «Сионисты на еврейской улице», где сионизм был заклеймен как «цитадель реакции» [ИВАНОВ. С. 43],

— т. к. все сионисты России резко осудили Октябрьский переворот и остались верными демократическому Временному правительству.

Что же касается отношения Горького к евреям как к народу, отличному от великороссов, имеющему свою древнюю культуру, религию и традиции, то здесь он выступал не как большевик-ассимилятор или симпатизант БУНДа, коим он себя публично аттестовал во время посещения США в 1906 году (см. ниже), а вполне как сионист. Дело в том, что в большинстве своем российские сионисты отнюдь не отрицали социалистической идеи. Однако при этом они справедливо — как показало дальнейшее развитие истории человечества, считали, что в современном мире националистические настроения масс являются не менее сильным фактором, чем классовый антагонизм. Единственной возможностью сохранения еврейского народа как полноценного этноса сионисты считали воссоздание его государства на территории тогдашней Палестины. Подобного рода воззрения никогда не разделялись Горьким полностью, поскольку — об этом речь пойдет ниже, он, как и многие интеллектуалы того времени, сочувствовавшие еврейству, полагал сионизм утопией. Однако, будучи противником унификации культур малых народов, Горький всегда сочувствовал гебраизму — сионистской культурно-языковой политике.

Естественно, возникает вопрос, каким образом этот коренной русак, волжанин, не имевший контактов с еврейской чертой оседлости и специального образования, связанного с изучением иудаизма, в ситуации жесткого противостояния юдофильской и юдофобской идеологии в тогдашнем русском обществе и ассимиляторской политике его собственной партии оказался убежденным и последовательным филосемитом?

Здесь, естественно, нельзя дать однозначного ответа, поскольку этот вопрос от начала и до конца связан с процессом становления и развития личности. Ему присуща та мирская временная протяженность, в которой проходит все человеческое существование. Впрочем, сам Горький отнюдь не обходил молчанием вопрос об истоках своего филосемитизма. Напротив, в публичных заявлениях он не раз детально объяснял их происхождение, касаясь при этом как обстоятельств биографического характера, так и из чисто духовных аспектов становления его личности. Из всего это следует, что филосемитские убеждения Горького имеют вполне рациональную природу. Они, во-первых, результат осмысления им истории еврейской культуры и религии широком культурологическом контексте, а во-вторых — оригинальный продукт его рефлексивной практики, понимаемый как особого рода «перенесение переживания с внешнего мира на самого себя».

Что касается меня лично, то я уже с самого детства это и глубокую симпатию к еврею. Самое светлое Воспоминание в моей жизни содержит в себе одновременно воспоминания евреев. 14 лет тому работал я в качестве простого работника на Еврейской ферме [230] На этом биографическом эпизоде Горький неоднократно останавливался в публичных выступлениях на протяжении всей своей жизни. . Еврейские христианские земледельцы жили между собой очень дружно. Крестьянские дети охотно посещают еврейские училище — других училище там не было. («О Бунде» [АГУРСКИЙ — ШКЛОВСКАЯ. С. 120]).

Из биографии Горького известно, что с лета 1888 по октябрь 1892 года он странствовал «по Руси». За четыре года будущий писатель исходил всю Южную Россию — от Астрахани до Москвы, побывал в Южной Бессарабии, Крыму и на Кавказе. Он батрачил в деревнях, работал на рыбных и соляных промыслах, был мойщиком посуды, служил железнодорожным сторожем и работником ремонтных мастерских.

Ранним летом 1891 года на полпути между Харьковом и Николаевым Горький набрел на колонию «Добрая», находившуюся в одной версте от тогдашней Харьковско-Николаевской железной дороги. Это была еврейская земледельческая колония, в которой тогда проживало примерно 200 еврейских семей. Она возникла в 1807–1809 гг. В нескольких десятках километров от неё находилось еврейское село Яновка, где родился Троцкий.

<���…>

Мы не знаем фамилия той семьи еврейских колонистов, в которую Алексей Пешков нанялся сезонным работником, но ее образа жизни произвел на молодого Горького огромное впечатление. Хозяева Горького были обыкновенными еврейскими тружениками, для которых религия являлась органической частью жизни и семейного уклада. Вполне естественно, что работник-нееврей выполнял в этой семье обязанности «шабес-гоя», т. е. гасил свечи и делал всё то, что религиозным евреям в субботу делать нельзя. <���По его словам он> был ошеломлен поэзией религиозной и семейной жизни этих евреев [АГУРСКИЙФШКЛОВСКАЯ. С. 7–8].

Через 11 лет Горький впервые [231] На протяжении многих лет Горький будет затем не раз вспоминать в публичных беседах об этом эпизоде своей жизни. рассказал о своей жизни в «Добром» сионистскому деятелю с Украины Цви Коздою, который в качестве еврейского литератора посетил его в Нижнем Новгороде в 1902 году. В том же году Коздой опубликовал это интервью в петербургской еврейской ивритоязычной газете «Хамелиц» (30 октября). По словам Коздоя Горький сказал ему:

Евреи совсем не являются мне чужими, ибо еще в бытность свою простым работником я работал батраком у евреев-колонистов в Херсонской и Екатеринославской губерниях. <���…> У меня давно есть сильное желание посетить еврейскую черту оседлости, и мне очень бы хотелось выразить свою признательность за то добро и справедливость, которые еврейский народ проявил по отношению к просвещенному миру, в то время как этот мир преследовал его, причиняя ему всевозможные страдания… Мое самое сильное желание видеть <���живой> еврейский народ, <���а> не только как полузабытый памятник древности, который способен демонстрировать нам величие и славу древних времен [АГУРСКИЙФ-ШКЛОВСКАЯ. С. 433].

Чтобы увидеть действительное состояние, в котором пребывает еврейский народ, Коздой горячо рекомендует Горькому посетить «такие города, как Вильна, Варшава, Бердичев, Одесса», где он сможет познакомиться с образом жизни «нашего древнего народа, узнать все его лики и оттенки». Со своей стороны, Горький, поблагодарив Коздоя, просит его

передать братьям вашим — писателям, которые живут в этих местах, чтобы они помогли мне, когда я приеду. <���Затем Горький поинтересовался — М. У.> какое сейчас состояние сионизма? Каковы результаты большого съезда, который состоялся в <���…> в Минске в конце августа 1902 года. — У меня есть кое-какие соображения о сионизме, но я опасаюсь высказывать их публично, <���…> поскольку <���не имею о нем> верного представления, хотя я иногда читаю об этом <���движении — М. У.> в общей прессе. Если у вас есть популярные книги на русском языке, в которых говорится о сионизме подробно, то, пожалуйста, составьте список этих книг, и я сразу их закажу.