Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

— Я готов не только составить список, но и прислать их вам сам. Сегодня я иду на сионистское собрание, послушать отчет делегата, который только что вернулся из Минска; там я попрошу для вас эти книги, чтобы вам их срочно доставить.

— А <���…> не можете ли вы устроить так, что позволили мне — «чужому» — придти на собрание? Мне ужасно хочется услышать живую речь участников сионистского движения.

— Мы никогда не скрываем наших дел, а так же всего, что касается сионизма, от глаз ближнего. Пойдемте со мной, господин мой, мы встретим вас с подобающим уважением и я гарантирую, что вам будет интересно послушать просвещенную и ученую женщину-врача, она-то и есть тот делегат, который будет делать отчет тем, кто ее послал [АГУРСКИЙФ — ШКЛОВСКАЯ. С. 435].

Далее Коздой пишет, что они без промедления тут же вместе отправились «в синагогу, где в отделении для женщин было назначено собрание». Там произошел неприятный инцидент, о котором уже упоминалось выше: докладчица доктор Бродская, заявила, — как потом выяснилось, это было ее личное мнение, что якобы

на конгрессе в Минске постановили ни в коем случае не пускать христиан в среду сионистов, так как, добавила она от себя, христианин, какой бы ни был он хороший человек, честный и талантливый писатель, все равно остается врагом евреев, и будет смотреть с презрением на жидов, желающих занять святую для него Палестину, поскольку таково решение еврейских вождей — вновь заселить Палестину [232] Отметим, что в то время многие христианские мыслители и общественные деятели ратовали за то, чтобы евреи получили место для своего национально-территориального очага в Уганде, а не Палестине, принадлежавшей тогда Османской империи. Это предложение, в корне противоречащее сионистской идее, было категорически отвергнуто Теодором Герцлем. Поэтому сионисты избегали вести с христианами полемику по этому вопрос, о чем собственно и доложила собравшимся доктор Бродская. . Все собравшиеся почувствовали себя оглушенными, все боялись поднять глаза на замечательного писателя, а ему видно, было стыдно, он то краснел, то бледнел.

Некоторые руководители местной организации выступили и тактично возразили докладчице, а сам писатель Максим Горький сказал взволнованно: «Как вы, сионисты, могли принять такое решение, нуждаясь во внешней помощи и сознавая, что задачи сионизма заключаются в том, чтобы соединять еврейские партии, разрозненные по взглядам и приблизить их к возвышенному идеалу вечного мира и всеобщей солидарности? Вы уже в начале сионистского движения сеете вражду между народами и увеличиваете их взаимную антипатию». <���…> было видно по его лицу, <���что несмотря на все наши попытки его успокоить и объяснения>, что слова докладчицы вывели его из равновесия и потрясли его сердце. В таком состоянии он попрощался со мной, попросил прийти к нему еще раз завтра [АГУРСКИЙШКЛОВСКАЯ. С. 435].

Когда на следующий день Коздой пришел к Горькому, он принес ему несколько брошюр на русском языке, в которых говорилось о сионизме [233] Помимо литературы, которую он получил от Коздая, Горький приобрел в последующие годы практически все книги о сионизме, изданные на и по просьбе писателя сообщил ему «имя просвещенного рава Якова Мазе [234] Мазе был одним из учредителей Общества любителей древнееврейского языка в Москве (1893 г.), в 1921 г. он встречался с Горьким и Лениным, пытаясь остановить гонения на религию. из Москвы, а так же некоторых руководителей сионизма», с которыми писатель мог бы побеседовать и прояснить интересующие его вопросы. Прощаясь, Горький подарил Коздою на память свою фотографию с надписью и сказал:

«Передайте, пожалуйста, от моего имени привет еврейскому народу, который дорог моему сердцу и заверьте его от моего имени — можете сказать об этом публично — что в ближайшее время я покажу публике лучшие стороны евреев, разговоры о плохих сторонах евреев набили мне оскомину. Я сделаю это, чтобы сыны моего народа узнали, как живет еврейский народ. Что он для них значит, и при этом я надеюсь, что это мне легко удастся и что найдутся многие писатели, которые пожелают встать со мной в этом деле».

В заключении Коздой пишет:

Я счел своим моральным долгом рассказать на страницах «Ха-мелиц» моим братьям евреям, что еще не исчезла в мире, что есть еще праведники среди людей, желающих быть защитниками нашего народа и показать всему миру его истинное лицо [АГУРСКИЙШКЛОВСКАЯ. С. 436].

О личных контактах Горького с активистами БУНДа и российского сионистского движения речь подробно пойдет ниже. Здесь же мы отметим, что свою публицистическую деятельность Горький, можно сказать, начал с «еврейской ноты». 26 феврвля 1899 года молодой, никому еще не известный литератор выступил с открытым письмом в адрес всероссийской знаменитости — очень влиятельного в те годы издателя А. С. Суворина, вокруг которого в большинстве своем группировались представители правоконсервативного лагеря [235] Незадолго до этого Антон Чехов, друживший с Сувориным, рекомендовал ему Горького как подающего большие надежды молодого литератора. . Интересно, что осуждая ксенофобскую линию суворинской га-русском языке. В 1901–1910 гг. Горький передал Нижегородской публичной библиотеке 953 книги из своего личного собрания. Среди этих книг было множество трудов, имеющих отношение к истории сионистского движения [АГУРСКИЙ — ШКЛОВСКАЯ. С. 449], и Бялик Д. А. Личная библиотека А. М. Горького нижегородских лет. Труды Горьковской областной библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 1. Горький: 1948.

зеты «Новое время», Горький ссылался на слова своего корреспондента — сиониста М. А. Ашкинази:

Вы, издатель большой русской газеты, не перестающий сеять в русских умах человеконенавистничество, антисемитизм, англо фобию, ненависть финляндцам, армянам и презрение к добру… [АГУРСКИЙШКЛОВСКАЯ. С.62],

Этим вызывающим демаршем Горький уже в самом начале своей карьеры расставил точки над «i», заявив себяне только радикальным выразителем взглядов лево-демократического лагеря русского общества, но и юдофилом. Недоброжелатели писателя из числа ультра-патриотов утверждают, что свой первый псевдоним — Иегудил Хламида (так Горький подписывал свои статьи и очерки 1899–1896 годов в «Самарской газете»), он взял в то время специально, чтобы его принимали за еврея [236] Единственный случай подобного рода, действительно имевший место в истории русской культуры, это псевдоним «Абрам Терц» писателя, литературоведа и правозащитника Андрея Донатовича Синявского (1925–1987). . Однако они заблуждаются. Псевдоним этот, хоть и с иудейской подоплекой, т. е. ветхозаветный, но при всем том вполне православного толка. Иегудиил (ивр. יהודיאל裚 — Yehudiel «хвала Божия») — в православной традиции — см. [ПрЭ], один из семи архангелов. Согласно «Руководству к писанию икон» «изображается держащим в правой руке золотой венец, как награду от Бога за полезные и благочестивые труды святым людям, а в левой руке бич из трёх чёрных верёвок с тремя концами, как наказание грешным за леность к благочестивым трудам». Он покровитель всех, кто усердно трудится; корона, которую он держит, символизирует вознаграждение за духовный труд; является советником и защитником всех, кто работает во славу Господа, в частности царей, судей. Что касается слова «хламида», то у древних греков оно означало название мужской шерстяной одежды, представшей собой продолговатую мантию, которая накидывалась на шею короткой стороной, причём застёжка укреплялась или на груди, или на правом плече [ЭСБЭ], а в разговорном русском языке так шутливо называют какую-нибудь несуразную, длиннополую одежду. И все же, как ни крути да не ищи скрытого смысла в этом первом горьковском псевдониме, словосочетание Иегудил Хламида для русского уха, по возможности избегающего даже христианских юдаизмов, звучит и странно, и провокативно, ибо сразу наводит на мысль о еврейском происхождении его носителя: