Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В. Жаботинский

Остальные письма касаются просьбы Жаботинского выслать ему дубликат его утерянного диплома об окончании Демидовского лицея правоведения в Ярославле:

Диплом был выдан в 1912 г. кандидату юридических наук Влад<���имиру> Евг<���еньевичу> Жаботинскому (экстерн).

Горький и эту просьбу Жаботинского выполнил, о чем свидетельствует его благодарственное письмо:

Жаботинский В. — Горькому М. 2 июня 1927, Париж.

Многоуважаемый Алексей Максимович,

Я был в Чехии, позавчера только вернулся и застал Ваше письмо. Большое спасибо за помощь. Если могу отслужить чем — либо в пределах моей возможности, прошу Вас располагать мною.

Всего доброго

Другой яркой фигурой из сионистского окружения Горького является Петр (Пинхас) Рутенберг — социалист-революционер, руководитель боевой организации эсеров, ставший к концу своего жизненного пути ярым сионистом, основоположником промышленной индустрии Эрец-Исраэль [298] Он построил гидроэлектрическую станцию при выходе Иордана из Тивериадского озера, тем самым осуществив электрификацию и заложив основы индустриализации страны [ФЛЕЙШМАН (II) С. 114]. .

В кругу <���…> отношений Горького с известными общественными фигурами-евреями Рутенберг занимает весьма заметное место, и эта связь позволяет выявить новые штрихи в биографии русского писателя, а также дополнить неизвестными сведениями некоторые известные исторические сюжеты [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 65].

Произошедшая с Рутенбергом мировоззренческая метаморфоза — переход «От террориста к сионисту», судя по аналитической реконструкции этой части его биографии, сделанной в [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 70–75], была инициирована обстоятельствами как политического, так и национально-психологического характера. В первом случае речь идет о конфликте Рутенберга с руководством партии эсеров, признавшего его ответственным за убийство священника Гапона [299] 26 марта Рутенберг пригласил Гапона на снятую заранее дачу в посёлке Озерки под Петербургом, где тот был повешен на крюке вешалки рабочими — боевиками партии, когда Рутенберг отлучился из комнаты, где он вел допрос Гапона. Руководство партии эсеров отказалось взять ответственность за этот самосуд, заявив, что Рутенберг действовал по собственной инициативе, исходя из личных мотивов. Сам Рутенберг тяжело пережил эту смерть. Насколько нам известно, это была единственная насильственная акция, в которой он когда-либо участвовал. Он и относился к ней как к «самому страшному из насилий», которые допустил в жизни по отношению к другому человеку (из письма к жене из Милана от 30 декабря 1911 г., которое в полном виде приводится в [ХАЗАН (II). Т. 2]. . Во втором — болезненное восприятие Рутенбергом антисемитских настроений, которые он постоянно ощущал эсеровской партийной среде. Сам Рутенберг писал по этому поводу в брошюре «De natzio-nale wiedervaflevung von dem yidishen folk» («О национальном возрождении еврейского народа»), опубликованной в 1915 г. в Нью-Йорке:

Отчего те неевреи, к которым я отношусь с величайшим почтением и которые даже близки мне, являются моими товарищами, революционерами, почему они, за редким исключением, в чем я, впрочем, также сомневаюсь, не любят евреев, почему в глубине души они — антисемиты? [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 74].

Несомненно, что для Рутенберга, Жаботинского, как и многих других евреев-социалистов представления марксистов-интернационалистов о евреях, как историческом пережитке, для которого, в национально-культурном отношении не будет места в грядущем Светлом Будущем, было болезненно и ни в каком качестве неприемлемо. Вот что пишет на сей счет их бывший соратник, в последствие первый президент Государства Израиль Хаим Вейцман («В поисках пути». Иерусалим: Библиотека-Алия, 1990):

Мое неприятие Ленина, Плеханова и высокомерного Троцкого было вызвано тем презрением, с каким они смотрели на любого еврея, которого волновала судьба его народа и воодушевляла еврейская история и традиция. Они не могли понять, как это русскому еврею можется хотеться быть евреем, а не русским. Они считали недостойным, интеллектуально отсталым, шовинистическим и аморальным желание еврея посвятить себя решению еврейской проблемы. Они относились с подозрительностью к людям, <���…> котор<���ые> был<���и> одновременно революционер<���ами> и националист<���ами>… [ШАЛИТ].

По мнению историка Владимира Хазана отношения П. Рутенберг — М. Горький представляют собой весьма заманчивую область исследования, которая до сих пор до конца не разработана.

В Архиве Горького находится более десятка писем Рутенберга к Горькому, написанных в течение 1925–1935 годов. Они наглядно свидетельствуют о его тесной близости к писателю. В этих письмах поднимаются самые разнообразные темы: частично они носят личный, семейный характер, в некоторых обсуждаются вопросы общественного содержания. Рутенберг, к примеру, организовал визит известного сиониста Берла Кацнельсона к Горькому в Италию в 1930 году. [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 70]. Горький и Рутенберг познакомились, видимо, незадолго перед началом Революции 1905 года. Одну из своих первых встреч с Рутенбергом в мае 1905 года Горький описывает в очерке «О Н. Г. Гарине-Михайловском» [Горький (III). С 89]. В годы революции они тесно общались и, как бы оба были повязаны кровью трагических событий 9 января. Горький тоже был хорошо знаком с о. Гапоном. В «Кровавое воскресенье» [300] «Кровавое воскресенье» 9 (22) января 1905 г. в Ст. — Петербурге — разгон шествия петербургских рабочих к Зимнему дворцу, имевшего целью вручить царю Николаю II коллективную Петицию о рабочих нуждах. Шествие было подготовлено легальной организацией «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Ст. — Петербурга» во главе со священником Георгием Гапоном. Разгон шествия, повлёкший гибель нескольких сотен человек, вызвал взрыв возмущения в российском обществе и во всём мире и послужил толчком к началу Первой русской революции. Рутенберг, находившийся рядом со священником на дворцовой площади, вывел его раненного из-под огня и привез затем в дом Горького, где тот некоторое время прятался от полиции. Не вдаваясь в подробности тех событий, подробно изложенные в [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 35–50], приведем лишь один из отзывов современников о личности попа Гапона. Мария (Маня) Вильбушевич-Шохат — в начале 1900-х годов молодая еврейская революционерка, близкая к эсерам, в своих воспоминаниях пишет, что познакомилась с о. Геогием Гапоном случайно:

Их первая встреча произошла на улице. Она сопровождала свою сестру, которая должна была выполнить ряд поручений. Сестра вошла в магазин, а Маня осталась ждать ее на улице. Стояла и разглядывала прохожих. Вдруг она услышала крик и увидела, как городовой пытается задержать старика-еврея. В тот же самый момент откуда-то появившийся молодой священник схватил городового за руку и попытался воспрепятствовать этому. Когда городовой гневно заявил, что это еврей, а евреи не имеют права свободно разгуливать по столице, священник пришел в ярость и назвал стража порядка антихристом, поскольку Господь создал мир для всех людей. Предъявив городовому паспорт, священник сказал, что берет старика под свою персональную ответственность. Растерявшийся полицейский отпустил еврея, а освободитель, взяв того под руку, пошел вместе с ним своей дорогой.