Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

<���…> И далее: «Открою вам тайну. Антисемитизм у нас сейчас резко усилился и распространился. Против него нужно бороться. Сейчас мы готовим два сборника. Один — о деле Бейлиса. Обнаружено много поразительных вещей, таких, что мир изумится. Это — очень важная работа» [308] Скорее всего, Горький подразумевает готовившееся к изданию исследование: Тагер А. С. Царская Россия и дело Бейлиса (К истории антисемитизма. Исследование по неопубликованным архивным делам). Предисловие А. Луначарского. М.: 1933. . А вторая книга — об истории антисемитизма с древнейших времен [309] Здесь речь, возможно, идет о книге: Лозинский С. Г. Социальные корни антисемитизма в средние века и в новое время. М.: Атеист, 1929. . Так что книга о Палестине, вашей работе там, о ваших успехах могла бы быть также очень полезна в этой борьбе.

<���…>

Когда я подчеркнул, прощаясь, что ещё в самом начале он был одним из тех немногих в среде русской интеллигенции, которые поняли смысл нашего движения [310] Имеется в виду сионизм. , он дважды повторил: «Я свое отношение к вам не изменил» [АГУРСКИЙ — ШКЛОВСКАЯ. С. 498–500].

Как можно судить по имеющимся в биографической литературе сведениям — см.[ХАЗАН (II). Т. 1. С. 69–70]:

Доброе отношение к Рутенбергу Горький выражал не только в словах. Он принимал живое участие в семейных делах своего палестинского друга. В письме от 22 сентября 1930 г. речь идет об одном из сыновей Петра Моисеевича — Евгении, биологе по специальности, о планируемой им поездке из СССР в Германию и связанных с этим трудностях:

«Не писал Вам, дорогой П<���етр> М<���оисеевич>, так долго потому что Ек<���атерина> Пав<���ловна> <���Пешкова> приехала только 20-го. О делах и положении Евгения она осведомлена весьма подробно и думает, что его едва ли выпустят за рубеж. Суть в том, что брат из Берлина пишет ему: „Плюнь на все и следуй моему примеру“, — советы эти, конечно, известны начальству. Далее: сам Евгений — по словам Е<���катерины> П<���авловны> — „капризничает и зря раздражает людей“. У него „засланы“ куда-то документы и разные бумажки, высланы они были на место, где он жил, а он жил не на одном месте, и документы гуляют, ищут его. Их — тоже ищут. Евгению предлагают получить документы, он — требует подлинники.

Он намерен ехать в Гамбург, работать на биостанции. О том, чтоб его выпустили, хлопочет Марья Федоровна и еще кто-то. Е<���катерина> П<���авловна> тоже, конечно, не отказывается хлопотать (я — тоже). Здесь она проживет до 15 октября.

Вот — все, что могу сообщить — пока».

Помимо хлопот о детях, письма Рутенберга Горькому содержали просьбы общественного характера. Так, 8 февраля 1931 г. он просит его вступиться за житомирского раввина Абрамского, осужденного на каторжные работы за поклонение религии предков — смертный «грех» и «преступление» в глазах новой власти.<���…> Известный сионистстский деятель журналист М. Коэн, заместитель редактора ивритского еженедельника «Ha-olam» (к тому времени издававшегося в Иерусалиме), рассказ<���ывая> о судьбе Абрамского в своих воспоминаниях «Бялик и Горький», предполагал, что участие в освобождении Абрамского из рук советских властей принял Горький — см. Гл. 3. Если данное предположение справедливо (а похоже, что это действительно так), мы можем теперь восстановить дополнительное звено в этой истории: с просьбой об участии в судьбе Абрамского к Горькому обратился не только Бялик, но и Рутенберг:

Дорогой Алексей Максимович.

В России осудили на каторжные работы раввина Абрамского из Житомира. За контрреволюционность. Этого раввина давно уже избрали на соответственную должность здесь в Палестине. Его контрреволюционность состоит, конечно, в том, что упорно хочет молиться Богу. И, наверное, в талесе и тефилине. И, наверное, не хочет есть трефное. Это явно легкомысленно. Но стоит ли за это посылать человека на каторгу? А близкие его с ума сходят и никому покою не дают. В том числе и мне. Как будто мало сейчас людей на каторге, и в тюрьмах, и вне тюрем. Во всем мире. Все мы «люди» таковы, когда лично болит. Но помочь надо. Человек ведь. Если можно. Можете ли? Был бы много обязан. Чтобы выпустили его из России в Палестину.

Обращает на себя внимание проникновенное письмо Рутенберга от 20 июля 1934 г., написанное в связи со смертью сына писателя, Максима (1897–1934), которого не стало 11 мая. Письмо написано из лондонской клиники, где Рутенберг оказался после острого сердечного приступа:

Пишу из клиники. Уложили меня сюда для починки сработавшейся машины. Стареющей, конечно. Главная причина — «некультурность» машиниста. Но этой «культурности» в наше время нас ведь не обучали. Сама машина, говорят, еще крепка. Ничего серьезного. Надо пару недель отдохнуть, перестать курить и сбросить килограммов 20 буржуазного вида. <���…> От М<���арии> И<���гнатьев>ны <���Будберг> узнал, что у Вас большое несчастье случилось. Знаю, что Вы далеко не сантиментальны. Что судьбы человечества не меняются от горестей или радостей отдельных людей. (По существу тоже неправда.) Но каждому из нас собственный горб нести приходится и за него расплачиваться. Наша еврейская народная мудрость с незапамятных времен создала для таких случаев глубоко мудрую краткую формулу — молитву: Благословен судья, все знающий. Причинной связи и предупредительных мер многого неправильного и несправедливого в жизни людской и нашей собственной мы не знаем еще. Надо просто подчиниться. Силам, вне нас лежащим [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 69–70].

Последнее письмо Рутенберга Горькому, написанное за несколько месяцев до смерти писателя, было связано с готовившейся поездкой ректора Еврейского университета в Иерусалиме Иехуды Магнеса в Москву:

Дорогой Алексей Максимович,

Доктор Егуда Магнес, ректор Ерусалимского Университета, фактически им созданного. При университете имеется библиотека, являющаяся, несмотря на недавнее ее существование — гордостью еврейского народа [311] Еврейская национальная и университетская библиотека в Иерусалиме основана в 90-е гг. XIX в. . Успехом своим библиотека обязана любви и преданности группы людей. Среди них Магнес. Он едет в Россию, хлопотать пред советским правительством о разрешении перевезти в Ерусалим библиотеку барона Гинзбурга. Очень ценную с еврейской точки зрения [312] Речь идет об уникальном собрании еврейских и арабских рукописей и инкунабул, а также ценнейшей книжной коллекции по иудаике и ориенталистике, принадлежавших востоковеду, писателю и общественному деятелю барону Давиду Горациевичу Гинцбургу (1857–1910), который завещал их Иерусалимской публичной библиотеке. Передача, задержанная из-за Первой мировой войны, впоследствии, в советские времена, так и не состоялась: это собрание было законсервировано и хранилось в отделе рукописей Государственной библиотеки им. Ленина (в наст, время находится в Центре восточной литературы Российской государственной библиотеки). . Знаю Ваше отношение к культурной работе где бы то ни было. Поэтому даю Магнесу это письмо к Вам. И прошу Вас помочь ему, если можете. Считаю, что дело это заслуживает Ваше содействие . Буду Вам много обязан. И не я один. Будете ли этим летом в Европе? Дайте знать. Очень хотелось бы видеть Вас. Всего Вам доброго.