Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

вульгарную ложь: несуществующее принялись выдавать за сущее, фактичность подменять заданностью, наличествующее — долженствующим. Это назвали отражением действительности в ее революционном развитии. Жизнь превратилась в «систему фраз» (горьковское выражение). Это было подлинным выходом социалистического реализма. <���…> В одном случае это вело к утверждению лжи как правды, а в другом — к воспеванию каторжных лагерей. Фикция может торжествовать над реальностью и ложь над правдой, только если они подкрепляются насилиием. Это и есть последнее слово горьковского <���учения> «активного мироотношения» — и последнее слово всякого революционаризма [ПАРАМОНОВ. С. 163].

Тема «поэт и царь» издавна волновала артистов и художников. Римский император Август, например, ценил поэзию, но не находил ничего странного в том, чтобы предложить Горацию место своего письмоводителя. От этой «милости» поэт сумел уклониться, но заказы цезаря исполнял исправно, а покровительство могущественного Мецената [99] Меценат (Maecēnās) Гай Цильний (ок. 70 до н. э.–8 до н. э.), древнеримский государственный деятель и покровитель искусств. Являлся ближайшим советником и доверенным лицом императора Октавиана Августа. Его имя как поклонника изящных искусств и покровителя поэтов сделалось нарицательным. дало ему все: и деньги, и славу, и милости принцепса. Кто сегодня помнит, при чьем дворе служил Гете, кому посвящено «Музыкальное приношение» Баха и по какому случаю написана Генделем «Музыка на воде»? Художник с именем, но не имеющий иных средств к существованию, кроме плодов своего гения, вынужден служить Государю и искать покровительства у его приближенных.

Вот и

…Пушкин — наше всё: <���…> представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что останется нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужими, с другими мирами, <���…> с чувством глубочайшей благодарности [Григорьев Ап.],

— принял предложение Николая I, быть «первым ценителем <���его> произведений и цензором» и в письме к графу Бенкендорфу [100] Граф Александр Бенкендорф — верховный глава политической полиции Империи, по поручению Николая II осуществлял «покровительствующий надзор» за Пушкиным. Спустя сто лет такие же функции в отношении Горького по поручению Сталина исполнял Генеральный комиссар безопасности СССР Генрих Ягода. восторгался:

не только частному покровительству, которым удостоил <���его> Государь, но и свободе, смело дарованной монархом писателям русским в такое время и в таких — обстоятельствах, когда всякое другое правительство старалось бы стеснить и оковать книгопечатание [ПУШКИН. Т. 10. С. 12] [101] После гибели Пушкина Николай I распорядился оплатить все его долги, включая карточные, «Всего уплачено долгов Пушкина по 50 счетам около 120 000 рублей» [МОДЗАЛЕВСКИЙ]. .

По прошествии «Золотого века» ни один из российских государей не удостаивал чести «частного покровительства» кого-либо из известных русских писателей. В «Серебряном веке» и того более — Двор Его Величества и русское литературное сообщество в целом являли собой два враждебных лагеря. Лев Толстой — величайший русский писатель и моральный авторитет мирового уровня, в своем личном послании Николаю II (1902 г.) нелицеприятно, руководствуясь, по его словам, «только желание<���м> блага русскому народу и» Императору, писал:

Любезный брат!

Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к вам в этом письме не столько как к царю, сколько как к человеку — брату. Кроме того еще и потому, что пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти. <���…> Если лет 50 тому назад при Николае I еще стоял высоко престиж царской власти, то за последние 30 лет он, не переставая, падал и упал в последнее время так, что во всех сословиях никто уже не стесняется смело осуждать не только распоряжения правительства, но самого царя и даже бранить его и смеяться над ним [ТОЛСТОЙ ЛЕВ. Т. 73. С. 186].

Запанибратская форма обращения к Государю, как и поучительно-наставительный тон письма со стороны российского подданного в эпоху «Золотого века» русской литературы, когда Пушкин и Жуковский принимались при Дворе и удостаивались высочайшей милости — личного общения с Государем, звучали бы как что-то немыслимо дикое и высшей степени неучтивое. Но в эпоху «Серебрянного века» сакральный ореол Государя уступил место галерее уничижительных карикатур на Самодержца всея Руси и самодержавие как принцип властвования. С самого начала царствования Николая II отношения между Двором Его Величества и русским литературным сообществом в целом, являлась, мягко говоря, неприязненными.

К началу ХХ в. бурное развитие капиталистических отношений затронуло и издательское дело, которое усилиями таких медиамагнатов, как Алексей Суворин и Иван Сытин стало и в России прибыльной отраслью частного бизнеса. Знаменитые писатели-вольнодумцы — граф Лев Толстой, Максим Горький, Леонид Андреев, Александр Куприн, получая высокие гонорары от издателей, не зависели в материальном отношении от власти, а тем паче доброхотства монарха. Однако, из-за существования государственной цензуры, ограничивающей их свободу свмовыражения, русские литераторы чувствовали себя ущемленными в правах. Поэтому писатель в русском обществе — по умолчанию считался оппозиционером. А такие всенародно известные писатели, как Короленко, Горький, Скиталец, Мережковский, Брюсов, Куприн, Леонид Андреев, Ремизов, Блок [102] Блок после революции активно сотрудничал с партией социалистов-революционеров (эсеры) и даже был арестован большевиками как ее функционер во время подавления левоэсеровского мятежа. и иже с ними, будучи по убеждениям социалистами разных мастей и окрасок, свое отрицательное отношение к самодержавию и его институциям постоянно манифестировали. Поэтому между Государем и государством, с одной стороны, и писательским сообществом — с другой, постоянно шла скрытая, но достаточно ожесточенная борьба.

Вот, например, известный исторический эпизод, ярко характеризующий взаимоотношения между последним русским монархом и знаменитыми представителями писательского сообщества «Серебряного века».

В феврале 1902 года <���Горький был> избран в почетные академики на заседании Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук и изящной словесности. В маарте получает от Академии извещение об этом и уведомление, что диплом ему будет послан дополнительно. Увы, академики поспешили. Министерство внутренних дел представило Николаю II доклад об избрании Горького в почетные академики вместе с подробной справкой о его политической неблагонадежности. Известны слова императора, начертанные на докладе: «Более чем оригинально». Менее известно его письмо к министру народного просвещения П. С. Ванновскому с требованием отменить избрание. Между тем в этом письме есть свои резоны: