Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

16 января 1933 года

С чувством глубочайшего удовлетворения и восхищения прочитал Вашу мощную, мудрую речь на пленуме. Совершенно уверен, что столь же мощное эхо вызовет она всюду в мире трудящихся. Под ее спокойной, крепко скованной формой скрыт такой гулкий гром, как будто Вы втиснули в слова весь грохот стройки истекших лет. Я знаю, что Вы не нуждаетесь в похвалах, но думаю, что у меня есть право сказать Вам правду. Большой Вы человек, настоящий вождь и счастлив пролетариат Союза Советов тем, что во главе его стоит второй Ильич по силе логики, по неистощимости энергии. Крепко жму Вашу руку, дорогой, уважаемый товарищ [107] Письмо было написано по случаю докладов Сталина на пленуме ЦК ВКП(б) 7–12.01.1933 г.: «Итоги первой пятилетки» и «О работе в деревне». [СОЙМА. С. 20].

Интересно читать переписку Сталина и Горького. Писатель написал вождю более 50 писем, а всего, кстати, эпистолярное наследие Горького насчитывает гигантскую цифру — 10 тысяч писем, которые публикуются сегодня в [ГОРЬКИЙ (II)]. Помимо особого «тона» и самой манеры «разговора» Горького со Сталиным в горьковских письмах наличествует непомерно большое количество дифирамбов в адрес Вождя. Они столь цветисты, что в сравнении с ними вся хвалебная риторика Горького в адрес Ильича — ничто!

Сегодня историки задаются вопросом:

Поистине непостижимо, почему эти панегирики Сталину и его политике держались в секрете до девяностых годов. Казалось бы, Сталин должен был не только опубликовать их, но обязать заучивать в школах!.. Не уловил ли его тонкий и чуткий слух что-то безмерно фальшивое в этих паточных славословиях? Тот «перебор», который выдает не совсем те чувства, что запечатлены в легших на бумагу словах… [ВАКСБЕРГ. С. 283].

Ряд современных горьковедов — см., например, [СПИРИДОНОВА], [ИВАНОВ ВЯЧ.], [УАЙЛ/WEIL], [LEVIN], полагают, что дифирамбы и славословия Горького Сталину — не более чем вынужденная показуха; на самом деле его отношение к Вождю было «далеко не восторженным», а контакты со Сталиным и его приближенными, включая личную дружбу с Генеральным комиссаром безопасности Генрихом Григорьевичем Ягодой, «вовсе не означают, что Горький в 1930-х годах стал их другом и идейным единомышленником». Приводится свидетельство о том, что после смерти писателя комиссия по разбору горьковских рукописей обнаружила страницы, где Сталин сравнивался с чудовищной блохой, которую «большевистская пропаганда и гипноз страха увеличили до невероятных размеров». Чужая душа, как известно, — потемки, но все же факт остается фактом: в годы правления Сталина Горький выказывал себя вполне «ручным», хотя по-прежнему старался выступать в качестве заступника. Исследуя взаимоотношения Горького со Сталиным, нельзя также упускать из виду, что Максимыч по натуре своей был человеком мягким, искренним и достаточно управляемым. Тов. Сталин же, напротив, доминантным, скрытным и коварным. Став «крышей» Горького, он терпел его замечания и шел, для виду, ему навстречу, когда тот за кого-либо вступался, но лишь до поры до времени. Напомним в этой связи, что все вожди Революции из числа друзей Горького и значительная часть опекаемых им молодых советских литераторов были сразу же после смерти писателя расстреляны по приказу Сталина как «враги народа». Из документальных свидетельств, имеющих отношение к теме «Горький и Сталин», приведем замечание Н. А. Пешковой («Тимоши»):

Горький изучал Сталина, был насторожен, но любить не любил… Тут, можно сказать, скорее, было почтенье. Он интересовался Сталиным как человеком [ГОРЬКИЙ-НЕИЗДАННАЯ ПЕРЕПИСКА. С. 276]

Со своей стороны, Сталин, зная переменчивый нрав Горького и его врожденную строптивость, тоже не спускал с него глаз. Как верный ученик Ленина он к мнению Горького прислушивался, но в политических и кадровых вопросах его точку зрения, как правило, игнорировал. Видный советский чиновник, один из создателей Союза писателей, автор термина «социалистический реализм», И. М. Гронский вспоминал:

Сталин делал вид, что соглашается с Горьким. Он вводил в заблуждение не только его, но и многих других людей, куда более опытных в политике, чем Алексей Максимович. По настоянию Горького Бухарин был назначен заведующим отделом научно-технической пропаганды ВСНХ СССР (затем главным редактором газеты «Известия». — П. Б.), а Каменев — директором издательства «Академия» [БАСИНСКИЙ (II). С. 67].

А вот мнение американского горьковеда Ирвина Уайла:

Едва ли не каждый попавший в беду писатель или ученый считал естественным немедленное обращение за помощью к Горькому; лучшее подтверждение этому можно найти, пожалуй, в воспоминаниях Иванова-Разумника, критика, который всегда выступал против марксистского подхода в литературе и был в числе тех, кто читал Горького «правительственным лакеем» Иванова-Разумника не раз арестовывали по ложным обвинениям, и он не мог, даже выйти из тюрьмы, продолжить исследовательскую работу. Оказавшись в столь сложном положении, он попытался обратиться с письмом к Горькому, объяснив свою ситуацию. Иванов-Разумник в воспоминаниях убеждает, что письмо его передали Горькому лично в руки; ответа на него он не получил. Уже это укрепило критика во мнении, что Горький просто лакей, не питающий никакого интереса к «жизненным мелочам». Чего не мог ни понять, ни принять в расчет человек, оказавшийся в положении Иванова-Разумника, так это растущей беспомощности Горького при Сталине. Писатель начал мучительно осознавать, что имеет дело уже не с Лениным, да и ситуация в целом отлична от раннего советского периода. Сталин всегда искал повода, чтобы публично польстить Горькому, и в советской прессе не стихала компания по демонстрации дружбы великого вождя и Горького, которого к той поре уже не упоминали иначе как с титулом «великий пролетарский писатель и гуманист». Широкую огласку получила собственноручная надпись Сталина на сказке Горького «Девушка и смерть», гласившая, что эта простая легенда сильнее «Фауста» Гете. Фотокопия странички с надписью Сталина воспроизводилась во многих советских книгах, посвящённых Горькому. Ленин в своей критике был всегда беспощаден, высказывал свои замечания в глаза Горького, но делал всё, чтобы выполнять просьбы Горького, заступавшегося за многих людей. Сталин же в глаза льстил — и вредил, где только мог, старанием Горького помочь писателям. <���…>. В любом случае <���Горький> явно страдал от необходимости постоянно кланяться в ножки Сталина. Позднее письма Горького выдают нарастающее чувство беспомощности. «Виноват пред вами — не ответил на письмо ваше по поводу Ленинград<���ского> изд<���ательства> писателей. И сейчас не могу ответить, ибо И<���осиф> В<���иссарионович> в — отпуску, а без него толка не добьешься».