Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

О Владимире Рындзюне, более известном под псевдонимом А. Ветлугин, в недавние годы опубликовано довольно много биографических статей [1053]. В «Жизни» печатал много статей самых различных жанров. Пунктиром — о его судьбе: бегство на территории Добовольческой армии, журналистская работа, потом Берлин, где его подобрал Есенин и сделал своим секретарем для поездки в Америку. На некоторое время в Америке задержался, потом ненадолго приехал в Европу, где печатал восторженные статьи об американской жизни. Вернувшись туда и попробовав себя в разных делах, стал участником успешных бизнес-проектов, видным кинематографическим деятелем.

Юрий Львович Слезкин (1885–1947) прислал из Петрограда в газету только один рассказ «Ситцевое платье» (21 и 24 апреля, 9 и 11 мая), но его судьба, пожалуй, заслуживает некоторого рассказа. В мае 1918 он становится одним из руководителей петроградского Союза деятелей художественной литературы, но через год оказывается в центре скандала в этом Союзе и уезжает в советский еще Чернигов. Оттуда через Харьков и Ростов — во Владикавказ, о чем известно прежде всего из разысканий булгаковедов, так как он с Булгаковым дружил. Отравляется в Москву, но по дороге в Полтаве попадает под суд за публикацию статьи в деникинской газете, однако до Москвы все же добирается. Там налаживает контакт с берлинскими «Веретеном» и «Накануне», вместе с Ауслендером создает кружок «Зеленая лампа» и, в общем, демонстрирует легкую оппозиционность. Естественно, к концу двадцатых его печатают намного меньше — до письма Сталину в 1933, после чего пришлось становиться настоящим советским писателем.

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — поэт, не издавший ни одной книги, хотя его стихи в определенных кругах были довольно широко известны. Он работал путевым обходчиком, тяжело пил и окончил жизнь в психиатрической больнице [1054]. В пасхальном номере газеты находим публикацию одного его стихотворения «Что же?!» (№ 10, 4 мая).

Итак, если попробовать подвести статистические итоги нашего внимания к литературному отделу случайно, в общем, выбранной газеты, то получится следующее. Из 36 авторов (исключены те, о ком не удалось собрать сведений, но включены Дон-Аминадо, Бачинский и Лосев) наиболее успешной оказалась судьба тех, кто оказался в эмиграции (Ремизов, Ветлугин-Рындзюн, Ходасевич и Дон-Аминадо). К ним можно присоединить и Балтрушайтиса, остававшегося вне власти ВЧК-ОГПУ, а конец жизни проведшего в Париже. Уничтожены советской властью были Ауслендер, Большаков, Бочаров, Гумилев, Захаров-Мэнский, Мандельштам, то есть 6 человек. Их не спасла ни служба в Красной армии (Большаков), ни занятия историей партии (Бочаров), ни работа с пионерами (Ауслендер). Аресты, лагеря и высылки ожидали Боброва, Глубоковского, Русова, Лосева. Ранняя смерть не без участия советских инстанций — Блока. Почти половина интересующих нас людей или прожила относительно спокойную жизнь без советской власти, или была ею травмирующе затронута.

Однако вполне естественно нашли себя в новой действительности многие писатели. До самой смерти был в почете член РКП(б) Брюсов. Не по своей воле оказавшийся за границей Соколов-Микитов под конец жизни трижды был награжден орденом Трудового Красного Знамени, до которого не дослужился Брюсов. Тот же орден получил Пришвин, а вдобавок еще и орден «Знак почета». У Эренбурга было и Трудовое красное знамя, но еще и два ордена Ленина, и три сталинские премии, не говоря уж обо всем другом. Рюрик Ивнев какое-то время служил секретарем Луначарского, потом прожил еще очень долгую жизнь вполне успешного советского писателя.

Спокойной и достойной жизни, насколько мы знаем, были удостоены вполне вписавшиеся в советскую литературу Волькенштейн, Глоба, Зозуля, Каржанский, Копылова, Липскеров, Рыковский, Шершеневич. Успешную карьеру ученого (несмотря на полную слепоту) продолжал Бачинский. Конечно, кому-то из них пришлось менять литературную специальность (как Липскеров из поэта и переводчика стал только поэтом, Копылова из поэтессы — прозаиком, Рыковский — журналистом), но в общем их беды и проблемы были скорее личного порядка, как у Липскерова, а не общего.

Но остаются еще Ахматова, с периодами долгого и тяжкого молчания, опускавшегося сверху, и Белый, который, как ни старался показаться советским, мало для кого таким был, и Сологуб, воспринимаемый как обломок прежней эпохи, и умерший в сумасшедшем доме Чернов, который формально был пролетарием из пролетариев, и Никандров со Слезкиным, о которых мы уже говорили.

Одним словом, стратегии выживания существовали. Но тактически реализовать их удавалось далеко не всегда. Даже эмиграция не гарантировала спокойной жизни. Если сотрудников газеты это не коснулось, то других — да: бедность, нередко завершавшаяся самоубийством, нацистские концлагеря, советские проверочные лагеря, а то и просто аресты, высылки, расстрелы «репатриантов». Тем более трудно было гарантировать себе жизнь и спокойствие, решившись сотрудничать с советской властью. Достаточно вспомнить те страницы мемуаров Эренбурга, где он размышляет, почему его оставили в живых и на свободе, чтобы понять: даже самый влиятельный литературный и литературно-политический деятель не мог себя чувствовать сколько-нибудь уверенно.

И это, видимо, главный итог наших наблюдений и размышлений.

В п е р в ы е: «QuadRi» — Quaderni di RiCOGNIZIONI, VIII. Torino, 2018. P. 121–135.

Творчество С. А. Ауслендера в последнее время стало привлекать внимание историков литературы. В 2005 г. вышел представительный сборник его прозы под редакцией А. М. Грачевой, были защищены кандидатская и магистерская диссертации о его творчестве, появился ряд статей, воспоминания, новые тексты. Однако до сих пор довольно значительные периоды его жизни и творчества остаются или малоизученными или не изученными вообще. Едва ли не хуже всего известен 1918 год.

Напомним, как развивалась судьба Ауслендера, начиная с первых дней мировой войны. Он оказался в опасной ситуации: «Война захватила меня за границей. В ночь объявления войны переехал немецкую границу, был арестован, после некоторых передряг выслан в Швейцарию. В Россию добрался дальним северным путем через Париж, Лондон, Норвегию, Швецию» [1055]. 24 августа 1914 г. он уже был в Петрограде, где, судя по записям дневника М. А. Кузмина, вел привычный образ жизни известного писателя.

Наиболее аккуратно проследивший его жизнь этого периода А. В. Бурлешин так подводил итоги: «Сопоставив все известные высказывания Ауслендера о своем августе 1914-го, мы можем утверждать, что ночь 19 июля (1 августа) 1914 года Ауслендер провел на немецкой границе, а затем — в баварском полицейском участке и выбрался из Германии, совершенно не пострадав, в отличие от тысяч других русских путешественников. Все эти факты удивительным образом совпадают с сюжетом рассказа „Грозная весть“, который, кстати, был создан в августе 1914 года в Женеве. Не будет большой натяжкой предположить, что этот рассказ по жанру является путевым очерком» [1056]. Действительно очень похоже на правду, особенно если иметь в виду еще одно свидетельство в публицистике: «Для меня родина Петербург, там был мой дом: мои книги, мои вещи, мои родные и друзья, там я жил; часто счастливая судьба уносила меня очень далеко, но и в нежнейшей Флоренции, глядя утром на белые стены Сан-Миньято, и на той австрийской станции среди полупьяных австрийских запасных, где я впервые, в первый день войны, понял, что значит слово „враг“ и, дожидаясь ночью эшелона в печальных болотах Минской губернии, я знал всегда, помнил твердо, что есть мой Петербург, вернусь в этот с детства пленивший меня город» [1057]. Добавляя к этому сведения из других очерков мемуарного типа, можно определить его скитания летом 1914 года: после нервного утомления к началу лета, он с женой едет в Италию (видимо, более всего живет в Генуе), с началом войны возвращался из Италии через Австрию в Германию, на границе был задержан, но благодаря расположенности полицейского комиссара (по крайней мере, так его именует автор) переправился на пароходе через Боденское озеро, в неустройстве первых военных дней пересек границу Швейцарии и оказался на нейтральной территории.