Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Более или менее ясна позиция Соловьевых: реакция М. С. зафиксирована Белым в мемуарах; С. М. в июне 1904 г. писал Блоку: «Анне Николаевне я не пишу и не буду писать до последней крайности. Рачинский и Петровский считают ее зловредной и достойной тюремного заключения» [1335]. Со значительно большим интересом к ней отнесся сам Блок, незадолго до этого письма видавшийся со Шмидт в Шахматове [1336]. О Белом мы говорили. А что же Метнер?

Впервые находим упоминание о Шмидт в большом его письме к Белому, писавшемся 31 декабря 1902 — 3 января 1903 г. Она была названа в последний из этих дней: «Я забыл спросить Вас, дорогой Борис Николаевич, переписывается ли Мих<���аил> Серг<���еевич> Соловьев со здешнею сивиллою Шмидт; дело в том, что Мельников сообщил мне, что Шмидт собирается ко мне ввиду того, что ей из Москвы сообщено, будто я мистик… Признаться, эстетично я боюсь этого посещения» [1337]. И эта боязнь заставляла его по возможности избегать общения. Впервые они свиделись у Метнера только через десять месяцев, 3 ноября 1903 года. Метнер так описывал Белому эту встречу в письме от следующего дня:

А вчера приковыляла впервые ко мне Шмидтиха. Признаюсь, чуть-чуть испугался. Не помогли намеки Мельникова, делаемые ей по моему поручению о замкнутости моего характера и моей нелюдимости. Пришла-таки. Пришла и сказала, что еще придет. Пела о Соловьевых Владимире, Михаиле и Сергее. Обиделась на Андрея Белого за смешение им Софии и Марии (в статье о Теургии). Просила меня передать ему, что написала в Новый Путь заметку и что ей хотелось бы узнать судьбу этой заметки. Что такое?! Я, кажется, заразился расстановкой слов «симфонии»! Сделайте милость, Борис Николаевич, узнайте в редакции Нового Пути , куда девалась эта заметка? А то мистическая поблекшая роза не дает мне покою ни днем ни ночью. Она уже объявила мне, что ложится спать страшно поздно и может говорить целую ночь! О боже! Я читаю Menschliches Allzumenscliches Ницше и совершенно не в мистической колее [1338].

Впервые опубликовавший этот фрагмент А. П. Козырев подробно рассказал и о заметке Шмидт, отправленной в журнал «Новый путь», где она возражала против статьи Белого о «Теургии» [1339]. Стоит, пожалуй, в этом письме отметить фразу: «…мистическая поблекшая роза не даст мне покою ни днем, ни ночью». Несмотря на то, что, вообще говоря, «мистическая роза» — понятие давнее и нередко употребимое, здесь это — явная отсылка к популярному тексту Н. М. Минского — его выступлению в прениях по докладу иером. Михаила [1340]«О браке» на XIV заседании петербургских Религиозно-философских собраний: «Ослепленный культом семьи и любовничества, Розанов не видит, в ослеплении, не может видеть противоположного пути добра — идеала девства и целомудрия. Ему кажется, что эта эти идеалы исключают один другой. И вот почему, узрев на груди мистическую розу целомудрия, Розанов не должен верить в искреннее отношение церкви к браку» [1341]. И далее, уже в самом конце: «…неистовый тон полемики Розанова с церковью вызван опасением его, как бы моменту пола не была представлена в жизни второстепенная, служебная роль. У меня же, при виде этого неистовства, является опасение, как бы этот односторонний талант в своем ослеплении не затоптал нежные, пока еще слабые всходы современного мистицизма. Углубляйте понимание Ветхого Завета, отыскивайте в его недрах золотоносные жилы, где раньше вас другие видели один песок, извлекайте, как новый Моисей, живую воду из бесплодного камня восточных культов, но, ради Бога, не касайтесь мистической розы на груди церкви: ее символики вы не понимаете, ее аромата вы не чувствуете!» [1342].

А в следующем фрагменте — из письма от 28 апреля 1904 г. — следует, пожалуй, отметить отмеченную восклицательным знаком фразу: «Она спрашивала у меня адрес Хлудова!» [1343]Речь идет о чрезвычайно колоритном персонаже эпохи — Василии Алексеевиче Хлудове (1841–1913), одном из членов большого семейства Хлудовых, богатых фабрикантов, но в то же время коллекционеров и меценатов. Сам он окончил Гейдельбергский университет, был увлечен музыкой (почему, видимо, его знали Метнеры), но не в меньшей степени — религиозно-философскими проблемами. Кое-что из его трудов напечатал «Новый путь» [1344], Мережковские вели с ним переговоры о финансовой поддержке журнала (но ее не получили).

Таким образом, вольно или невольно, в отношениях Метнера и Шмидт появляется журнал, в котором вторая сотрудничает и всячески ему сочувствует [1345], а первый его внимательно читает, много размышляет, и не только апологетически, но и весьма критически [1346]. И вместе с тем нет сомнения, что между двумя обитателями небогатого в те годы интеллектуальными силами Нижнего Новгорода не возникает особенной симпатии. Даже смерть А. Н. Шмидт 7 марта 1905 г. [1347]и присутствие на ее похоронах не лишают Метнера иронии в ее адрес, но все же сплетенной с иными чувствами:

Шмидт переехала на зимнюю квартиру… Был сегодня на похоронах рабы Божией девицы Анны. Все комизмы, нескладности и подозрительности сметены дыханием смерти. Потемневшее слегка лицо покойницы полно было не только спокойствия, но даже радости, полного довольства достигнутым. Черты стали красивее и мудрее. Ей можно было дать и 100 и 10 лет. Я потому так долго остановился на ее внешности, что помню, как нехорош был в гробу ее возлюбленный Владимир Соловьев [1348].

А далее произошел инцидент, который нас должен заинтересовать. Напомним, как Метнер описывает его Белому в большом письме от 21–31 марта 1905 г.:

Некто С. Протопопов, сотрудник Нижегородского Листка , написал большую статью об А. Шмидт, где рассказал все ее эзотеризмы; (например, ее символ веры: «И неизменно на небесах пребывающего и вторично на землю сошедшего и воплотившегося в лице Владимира Соловьева — человека от рождения, ставшего Богочеловеком в 1876 году при явлении ему Церкви в пустыне египетской и скоро грядущего со славою судить живых и мертвых. Его же царствию не будет конца»); рассказывает подробно, как Анна Николаевна видела Христа в одной церкви во время обедни, как после этой «галлюцинации» она впала в религиозную «манию» и вообразила себя евангельской Марией; как познакомилась с Вл. Соловьевым и т. д.; с позитивною благонамеренностью изумляется, как мог мистицизм в ней мириться со свободомыслием!! Удивляюсь, как могла Анна Николаевна откровенничать с такими ослами. Вот до чего доводит одиночество. Вчуже унизительно было читать эту статью. Конечно, я ее дозволил к печати, но написал privatissime письмо редактору, где объяснил ему, что статья — неприлична, что нельзя доводить свой «позитивизм» до бесцеремонного обращения с тайнами, доверенными в частной беседе, считая всякие стеснения излишними только потому, что эти тайны не политические, а мистические, следовательно якобы мнимые. Конечно, я писал подробнее и вразумительнее, нежели Вам. Письмо подействовало. Статью не поместили [1349].