Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Судя по всему, статья Протопопова осталась неизвестной А. П. Козыреву, хотя она основательно расширяет не слишком широкий круг воспоминаний об Анне Николаевне Шмидт [1350]. Поэтому мы полагаем нужным напечатать ее текст по газетным гранкам, которые Метнер сохранил.

Интересный и оригинальный человек была скончавшаяся на днях Анна Николаевна Шмидт. В Н.-Новгороде очень многие ее знали как деятельную сотрудницу Нижег<���ородского> Листка. Она в течение долгих лет вела отчеты земских собраний, писала театральные рецензии, давала сведения о разных обществах и т. д. Эти занятия приводили Анну Николаевну в соприкосновение со многими людьми, но мало кто знал ее хорошо и поближе, а лишь такое знакомство позволяло правильно судить о покойной.

Маленького роста, с седыми волосами, всегда небрежно одетая и всегда нарушающая какое-нибудь из условно принятых правил «хорошего тона», Анна Николаевна по первому впечатлению была, большинству казалось, странной. А дальше этого внешнего наблюдения очень многие и не шли. Близкое знакомство дало мне возможность узнать те черты покойной, которые были для нее действительно характерными, и о них я хочу сказать несколько слов.

Идейность. Вот слово, которое лучше всех других обрисовывает Анну Николаевну. Эта идейность ее почти доходила до фанатизма. В силу идейности она и нарушала постоянно разные условные правила «хорошего тона», в которых видела лишь суету, вздор, рутину и пустяки.

Идейность Анны Николаевны была, так сказать, религиозно-общественного сорта. Полунемка-полурусская — по крови, полулютеранка-полуправославная — по воспитанию, покойная в зрелых годах своей жизни ото<���шла от> того и другого и составила себе очень детальное и очень оригинальное мистико-религиозное мировоззрение.

Началось это «перерождение», как поясняла мне сама Анна Николаевна, лет десять-двенадцать тому назад. Однажды вечером она зашла в какую-то нижегородскую церковь, где служили всенощную и где горело много свечей. И вот вдруг Анна Николаевна почувствовала себя охваченной каким-то особенным настроением, экстазом, и увидала она ясно, ясно стоящего против алтаря Христа… Это, конечно, была галлюцинация зрения, и впоследствии она время от времени повторялась.

Начавшееся «перерождение» пошло энергично. Религиозное напряжение росло, но оно не направилось по проторенной дороге, а окрасилось своеобразной оригинальностью. Анна Николаевна перечитала массу книг духовных, исторических, философских, научных и мистических и стала жадно искать среди современников человека, которого она могла бы признать Учителем. После долгих поисков и разочарований «учитель» был наконец найден в лице Владимира Сергеевича Соловьева…

Анна Николаевна перечитала все соловьевские сочинения и вступила с ним в переписку. Надо сказать, что к этому времени Анна Николаевна успела очень подробно разработать свои религиозно-философские взгляды. Между прочим, она уверилась, что цифра — три играет в жизни мира особенно важную роль: недаром все христианство верит в Троицу. Ясно поэтому, что и Христос не может ограничиться однократным появлением на земле. Нет, Он сделает это трижды. В первый раз это случилось 19 веков тому назад, во второй раз божественный дух воплотился в лице В. С. Соловьева и в третий раз это случится в самом близком-близком будущем: явится польский поэт с божественной душой и тут же явится и антихрист, а затем начнется короткий, но ужасный период смут и светопредставления <���так!>, после чего на земле воцарится настоящий, вечный рай. Анна Николаевна твердо верила во все это и, кроме того, верила, что все это будет так скоро, что и она сама, и мы — ее современники — все это переживем, все увидим своими глазами.

Война с Китаем 1900 года и русско-японская теперешняя кампания [1351]убеждали Анну Николаевну в безусловной правоте ее взглядов, так как по ее схеме незадолго до светопредставления <���так!> Восток должен «подняться» на Запад… Бедная Анна Николаевна, не только «рая на земле», она не дождалась даже конца войны и… бесцензурности Нижегородского Листка.

Но возвратимся назад. Анна Николаевна, как и следовало ожидать, в силу своих взглядов составила добавление к православному символу веры. Это «добавление» я записал с ее слов, и заключается она <���так!> в следующем измещении <���так!> 7-го члена:

«И неизменно на небесах пребывающего, и вторично на землю сошедшего и воплотившегося в лице Владимира Соловьева — человека от рождения, ставшего Богочеловеком в 1876 году при явлении ему Церкви в пустыне египетской и скоро грядущего со славой судите <���так!> живым и мертвым, Его же царствию не будет конца».

Завязав переписку с В. С. Соловьевым, Анна Николаевна, конечно, высказала ему все свои взгляды вообще и на него в частности. Странное дело, но это так: Соловьев в воих ответах ни разу резко не восстал против обожания своей корреспондентки… Он писал ей длинные письма, которые я читал и которые производили на меня очень смутное впечатление своею неясностью и своею мистичностью.

— Вы не понимаете, — говорила мне Анна Николаевна, — а мы друг друга вполне понимаем.

Незадолго до своей смерти Соловьев пожелал лично повидаться и познакомиться с Анной Николаевной. Они списались и съехались в Коврове, где и провели целый день в беседе. Вернувшись из Коврова, Анна Николаевна с восторгом передавала мне, что Соловьев подтвердил все ее верования и что она теперь незыблемо убедилась в своей правоте…

Все мною до сих пор рассказанное об Анне Николаевне, вероятно, заставит читателя воскликнуть:

— Позвольте, да это не идейность, а сплошная мистика и даже религиозное умопомешательство…

Пусть так. Однако известно, что у многих замечательных людей были свои «пунктики» и даже большие «пункты». Для примера можно взять хоть упомянутого В. С. Соловьева. Он был человек неоспоримой, крупной идейности, и вместе с этим известно, что он галлюцинировал, боролся с чертями на своей койке в пароходной каюте и т. д. В одном из своих стихотворений он прямо описывает свое свидание 1876 г. в египетской пустыне, о чем и упоминается в «добавлении» к символу веры А. Н. Шмидт. Кроме того, Соловьев весьма охотно признал мистику Анны Николаевны, и в письмах и на словах соглашаясь с нею, что вскоре можно ожидать событий из области светопредставления… <���так!>

Я мог бы извлечь из своих записных книжек еще немало подробностей о верованиях Анны Николаевны, но и приведенного, мне кажется, довольно, чтобы дать понятие. Добавляю только, что на самого себя <���так!> А. Н. Шмидт смотрела — как на исключительную натуру, душа которой особенно близка к Богу. Временами ей даже казалось, что в нее переселился дух евангельской Марии, которая, по сказанию, умерла у подножья креста на Голгофе.