Татьяна Бернюкевич - Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции

О метемпсихозе, по мнению исследователя, свидетельствуют такие тексты Хлебникова, как прозаический текст «Ка», который «демонстрирует все мыслимые и немыслимые варианты реинкарнационных моделей», а также «Дети Выдры». Даже в грамматике стихотворений поэта, указывает автор статьи, находит отражение идея о множественности воплощений [355]. Например, в стихотворении «Охотник скрытных долей» (1908) – «бор бытий». В стихотворении «С утробой медною», по мнению Пашкина, присутствует весьма «прозрачная фраза»: «В переселеньи душ ты был / Быть может, раньше нож» [356] Хлебников В . Собрание сочинений. Т. 2. С. 502. .

Как уже говорилось, тема Востока тесно связана у Хлебникова с его концепцией времени. Проблема времени была одной из центральных в поэзии Хлебникова и работах, посвященных «числовому исчислению» исторических событий. Известно, что главным своим открытием сам Хлебников считал «основной закон времени». Над его обоснованием поэт работал практически всю жизнь (с мая 1905 г. по ноябрь 1920 г.) [357] Пашкин Д. А. Русский Танатос. . В «Досках судьбы» он пишет: «Если существуют чистые законы времени, то они должны управлять всем, что протекает во времени, безразлично, будет ли это душа Гоголя, “Евгений Онегин” Пушкина, светила солнечного мира, сдвиги земной коры и страшная смена царства людей, смена Девонского времени временем, ознаменованным вмешательством человека в жизнь и строение земного шара» [358].

Содержание этой концепции времени Хлебникова Б. М. Владимирский определяет как выявление «циклических явлений в общем описании естественно-исторического процесса» [359]. Известный исследователь творчества поэта Р. Г. Дуганов пишет о том, что эта «идея вдохновляла всю жизнь и все творчество Хлебникова» и «перед нами не научные гипотезы, а неслучайный и неопровержимый поэтический факт, в отличие от научных предположений воплощающий действительность в художественном образе, в предсказаниях Хлебникова перед нами тот редкий и даже редчайший случай, когда поэтическая мысль прямо воплощается в действительности. Становится реальным историческим событием» [360].

Победа над временем означала, что «не события управляют временем, а время ими» [361], а сам «закон времени» – это «общая истина закона жизни и смерти» [362]. Иначе человек всегда находится в плену у времени. Иначе нет оправдания ни частной жизни каждого, ни существования стран и народов, всей этой «вековой качели народов» [363].

Проблема времени включала в себя отношения «я» и потока истории, индивидуального творчества жизни и исторически закономерно-объективного бытия. «Хлебников слишком хорошо знал историю, чтобы не видеть, как любая индивидуальность или сверхиндивидуальность обязательно проигрывает спор со временем. Если слепо и упрямо идет наперекор ему, не замечая закономерностей, не проецируя прошлого на будущее. Для Хлебникова свобода во времени есть познание характера времени, приятие его условий. Для того чтобы понять, насколько это общее положение соответствовало творческой практике поэта, достаточно проследить хотя бы за тем, как поэт переосмысливал одну из традиционных тем русской литературы девятнадцатого столетия – тему плена» [364] Лощиц Ю. М, Турбин В. Н. Тема Востока в творчестве В. Хлебникова. С. 152. , – считают Ю. М. Лощиц, В. Н. Турбин.

Плен – это одна из самых драматичных жизненных ситуаций. Но есть великий и неустранимый плен непознанного времени. Именно поэтому лишь внешне бесконфликтен плен главного героя повести «Есир» Истомы.

Рассказ завораживает особым ощущением медленнотекущего времени, поражает простором, среди которого находится будущий невольник: «Заплаты, свеже положенные на парус, заново черная от смолы бударка, сверкающее солнце, сверкающее на волнах и на смоляных боках лодки, громадная белуга, лежавшая на лодке, свесив на землю свою махалку, орланы, белохвост, сидевший на отмели, другой черной точкой сидел на верхушке песчаного обрыва, и тучи уток со свистом падали откуда-то сверху на то подымавшееся, то опускавшееся море, – вот что было вокруг» [365] Хлебников В. Стихотворения. Поэмы. Драмы. Проза. М.: Советская Россия, 1986. С. 305. .

Многоцветным и многоголосым предстает берег перед рыбаками: «Суда с парусами из серебряной парчи», «живописные женщины Востока», «вольные сыны Дона в драгоценных венках». Жизнь вокруг была наполнена звуками и красками разных культур, поэтому, быть может, ни у кого не вызвало удивление появление чудного гостя – индуса. Перед читателем разворачивается свиток индийских «новостей». Несмотря на то, что некогда Индия была «столь кроткой, что она самому небу жертвовала только цветы», в повествовании индуса рассказывается о весьма немирных событиях. Этот рассказ порождает ночной кошмар Истомы: «Истома заснул, думая о пленнике, брошенном в яму, по лицу которого ползает жаба; о правителях, которым приносят корзины вырванных глаз; о правителях, зашивающих рты слишком говорливым и разрезывающих рот слишком молчаливым; о казни глотанием песка до смерти» [366] Там же. С. 307. .

Символична новая встреча Истомы с «ветхим и столетним» индусом, когда: «Лебедь времени, Кала-Гамза, трепетал над ним, над его седыми кудрями. Он был стар. Оба поняли друг друга» [367] Там же. С. 309. . Символичным выглядит и освобождение индусом живого лебедя, поскольку «вера требовала делать добрые дела всем живым существам, без изъятья, ведь в лебедя могла переселиться душа его отца» [368] Там же. С. 310. .

Бесспорно, в этих сюжетах: рассказах о драматичных исторических событиях в Индии, сне самого Истомы о жестоких правителях – можно увидеть и социальную подоплеку. Так, например, отпустившему лебедя индусу Истома говорит: «Это что, лебедя освободить. Нет, ты дай свободу всему народу» [369] Там же. . Но исчерпывается ли содержание повести лишь социальной или социально-исторической проблематикой? Перед нами индус, который молчал в ответ на вопрос Истомы и думал, как «далекий гуру (учитель) из Индии руководит его разумом здесь», сам Истома, задумавшийся о ползавшем на его руке муравье: «Кто этот муравей? Воин? Полководец? Великий учитель своего народа? Мудрец?» А в это время «около тихо плескалась Волга-невеста». Связаны времена, связаны страны и пространства, так же как соединены священные воды Ганга с «северной невестой» Волгой. После того, как был отпущен лебедь, «брамин по-прежнему стоял над темной водой. О чем он думал? Как ежегодно привозят верблюды священную воду Ганга? И как, будто среди молитвенных голосов, совершается обряд свадьбы двух рек, когда из длинногорлого тяжелого кувшина рукой жреца вода Ганга проливается в темные воды Волги – Северной невесты?» [370] Там же.