Татьяна Бернюкевич - Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции

Одна из тем, пронизывающих все три стихотворения, обозначена в названии «Трилистника» – «Трилистник толпы». Это отношения художника и толпы, творческой личности и толпы, демиурга и толпы. Это одна из основных тем романтизма, тем русской литературы, звучавшая наиболее отчетливо у Пушкина и Лермонтова и получившая «новое дыхание» в символизме.

«Прелюдия» начинается со строк, близких Пушкинским размышлениям о судьбе поэта: «Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом / она дает гореть, дает светиться думам». Но эта жизнь рождает сложные чувства: «Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле, / холодно цветам ночами в хрустале».

Поэту нужно уединение, ему страшны чужие прикосновения:

Он хочет только одного, чтобы его «не замечали», не разрушали его «творческую печаль».

Тема творческого одиночества нашла выражение во втором стихотворении данного «Трилистника» – «После концерта». Образ певицы овеян тайной и драматизмом, нарисован несколькими контрастными штрихами:

Высокий талант и «душа» «развеяны» среди «рассеянных, мятежных и бесслезных!». Сильные чувства, воплощенные в искусстве, поэт сравнивает с драгоценными камнями, упавшими и затерянными:

Конец стихотворения возвращает к вопросу, прозвучавшему в его начале:

Третье стихотворение «Трилистника» при всей его сюжетной особенности вполне органично для этой тематической триады. В нем описываются не чувства поэта, не отношения искусства и его восприятия. Сюжетно – это рассказ-воспоминание о буддийском молебне («буддийской мессе»), который проводил загадочный монах-«монгол». Однако это стихотворение составляет тематическое и смысловое единство с «Прелюдией» и «После концерта».

Если в «Прелюдии» лирический герой говорит о своей собственной оторванности от тех, чье прикосновение к его душе мучительно, он мечтает о покое, о «миге» творческой печали, когда ему никто не помешает, «Прелюдия» пронизана тоской о свободе от этих грубых «прикосновений», вторгающихся в мир лирического героя. В стихотворении «После концерта» – тема непонимания и чуждости великого искусства («В росистую траву катятся аметисты И гибнут без следа»). То в «Буддийской мессе в Париже» – бездна между настоящим «таинством» и праздным любопытством зрителей.

Художественной особенностью стихотворения является яркая детализированность в описании того, что видел поэт (что может быть в том числе косвенным доказательством присутствия поэта на данном молебне):

Почти загадочным предстает буддийский монах:

Публике, собравшейся в музее, недоступны ни содержание, ни замысел «буддийской мессы», это «священнодейство» для них лишь развлечение, экзотическое средство от скуки:

Самого же поэта завораживает удивительная музыка слов молебна, он поглощен особыми ритмами речи «монгола» (и это биографически неслучайно, вспомним филологическое образование поэта, его занятия санскритом, глубокую любовь к древним языкам):

Но эта мистика музыки и слов совершенно недоступны для зрителей:

Но высокое назначение «буддийской мессы» и особого музыкального «глагола» не зависит от светской развлекающейся публики и будит сердца таких, как сам поэт, как те, у кого «чистые сердца». Противоречие «поэт – толпа», «поэт – художник» раскрывается в стихотворении «Буддийская месса» в противоречии религиозного действа («глагола») буддийского монаха – загадочного «монгола», слов молебна, рожденных для того, чтобы «чистые сердца в ней пили благодать», и чуждости слушателей («толпы»), пришедших ради экзотического развлечения, а также в противоречии самого автора-поэта с этой толпой зрителей (что связывает с первым стихотворением этого «Трилистника»), которая внутренне ему чужда и вызывает неприятие («И странно было мне и жутко увидать.»).

Это стихотворение, ставшее третьим в «Трилистнике толпы», с одной стороны, отражает драматичность восприятия мира и творческое одиночество самого лирического героя, а с другой – в нем описывается настоящее «священнодейство», непонятное большинству людей, пришедших посмотреть на диковинного «монгола». Слова этой «мессы» непонятны и автору-герою, но он заворожен их мистической музыкальностью и способен постичь их высокое предназначение – «благодать».

«Буддийская месса в Париже», несмотря на кажущуюся фантазийность сюжета и «экзотичность» описываемого события, вполне принадлежит сложному пространству всего творчества И. Анненского. Главную направленность творчества поэта можно определить как стремление к миру подлинных смыслов, что в данном стихотворении нашло выражение в стремлении к сближению с тем мистическим, в котором эти смыслы могут быть раскрыты, в котором сливается всё: значения и ритмы «тысячелетних слов», их музыка «грезы», особая «благодать», которая доступна лишь «чистым сердцам», аромат божественных цветов. В стремлении к миру, который в стихотворении олицетворяет собой буддийский монах и его «месса», явилось желание поэта – лирического героя постичь тайну бытия, тайну творчества и одновременно его разрыв с миром публики-«зала», небрежно в спешке роняющей «нежные цветы богов».