Марк Уральский - Бунин и евреи

Через неделю с небольшим сам Бунин, находившийся в большом нервном напряжении из-за кажущейся ему катастрофической нехватки денег на его пребывание в доме отдыха, пишет жалостливое письмо Цетлиной.

8 апреля :

«Милый друг, дорогая Мария Самойловна, не сообщал Вам ничего о себе потому, что знаю, что все обо мне писала Вам Вера, и еще по той простой причине, что написать даже несколько строк для меня еще очень трудно – нет не только воли, но и сил. Я здесь уже две недели. И все говорят, что вид у меня лучше, но так ли это? <���…> Плачу я здесь за комнату с маленькой другой, туалетной, прилегающей к ней, и за пропитание 8000 в месяц, но пропитание это столь бедно, что приходится многое и очень дорого прикупать: масло коровье, масло оливковое, яйца, апельсины, лимоны, квакеры, сгущенное молоко, сахар, кофе – на все это уходит каждый день порядочная сумма… Я бы совершенно пропал, если бы не помощь Ваша! Болезни нынешней зимы сразили меня смертельно, умирать же вообще не легко, а что мне было бы, если бы к этому прибавился голод, отсутствие врачей, лекарств, топки! А тут еще Вера, едва живая от бессонных ночей со мной, которые она проводила в Париже, замученная горем за меня и даже недоеданием – ведь она так лишала себя всего, лишь бы мне купить какую-нибудь печенку, которая стоила нам в Париже 600 франков кило! На днях Марк Александрович <���Алданов>, который у меня был уже несколько раз, сказал мне, что будет еще некоторая сумма помощи – горячо благодарю вас всех! Это меня очень успокоило!

Целую Вас, дорогая моя, от всей души.

Ваш Ив. Бунин».

14 апреля Бунина пишет Цетлиной:

«Милая, дорогая моя, давно хочу Вам написать, да все не было времени – много сил и часов отнимает церковь – удалось хорошо поговеть, была на всех службах, а в Святую ночь 219опять причащалась. От Яна получаю разные по настроению письма. Одно время ему было лучше, он начал спать и перестал кашлять, а последнее письмо его меня очень расстроило:…“да навряд я тут пробуду долго, скорей всего вернусь в Париж не позднее середины мая: вот уж третья неделя, что я тут, а чувствую себя не лучше, чем в Париже, три последние ночи опять были плохи – кашель, бессонница. Сердцебиение при малейшем движении… Писал тебе: 'Питание сносное’. Нет, не очень сносное, а для меня и совсем плохо: прикупки дороги и тоже плохи: ветчина всегда жесткая и не в меру соленая, грюар 220тугой безвкусный, апельсинов нету…” Конечно, за 200 фр<���анков> в день трудно хорошо кормить, но жаль, что нельзя иметь хороших прикупок как в Париже. Правда, мы его питали очень вкусно, но тогда у него не было совсем аппетита. А теперь аппетит есть, да, видно, вкусного мало. Я раз ему посылала апельсины. Но с пересылкой выходит очень дорого.

Написала Баранову в Тунис, чтобы оттуда он выслал, но, видимо, ему не удалось послать, так как до сих пор ничего не получено. Манухин 221мне сказал, что для кровотворения жить у моря вредно, и для быстрого выздоровления Яну следует поехать или в горы, или просто в зелень, а у моря он будет чувствовать себя слабым. Может быть, он и прав. Я надеялась, что он быстрее там будет поправляться. И если бы ему понравилось, и летом можно было жить там, то я сама бы поехала туда, а на короткий срок вышло бы и мне очень дорого – ведь даже без комфорта проезд дорог. В последних письмах он спрашивает меня о деньгах, которые по словам Марка Александровича < Алданова > он должен получить <���…>? Правда ли это? В предпоследнем письме он стал даже просить, чтобы я ему кое-что выслала из его писаний, так как он стал немного разбирать свои бумаги, а затем опять – кашель, бессонница, дурное настроение. А Тэффи тоже в то время писала, что он стал поправляться и что глаза у него стали совсем не те, какие раньше были во время болезни. Его видела Вера Рафаиловна <���Максимова>, и она говорила, что вид у него был лучше, чем до болезни. Не могу понять, почему это? Может быть, рано стал работать? Он, кажется, за три недели ни разу не вышел. Комнаты же его ему нравятся, как и место, где стоит дом. Получила сегодня шесть книг XIV. Я уже думала, что это XV. Спрашивают, когда она выйдет? Я передала пять тысяч Полонскому, раньше передавала Алданову, но он все еще на юге, пишет какую-то философскую книгу… Слышала, что скоро приезжает Шурочка <���Прегель>. Очень буду рада ее повидать. Завтра позвоню Ангелине и узнаю, когда она ждет Прегелей? На днях выходит новая газета 222, которую будет редактировать Зеелер. Туда приглашен и Шмелев, <���…> участие принимает Лазаревский 223, он раньше работал вместе с Сергеем Петровичем <���Мельгуновым>. Что из этого выйдет, не представляю. Зайцев, вероятно, тоже будет там участвовать. Кажется, их будут поддерживать французские христиане, только я не знаю, католики или протестанты. 16 апреля будет вечер поэтов, мы с Лялей <���Жировой>хотим туда отправиться. 26 апреля будет вечер Зурова. Его гараж закрывается и ему пора отдохнуть и приняться за свой роман. Устраивает этот вечер Тамара Бродская и Тото Познер 224, я им помогаю и учу, как это делается. Билеты продавать на Зурова легко, я даже не ожидала, что у него такая хорошая “пресса”. Вероятно, в середине мая он кончит свою службу и куда-нибудь уедет, чтобы отоспавшись, начать писать. Была, наконец, у нас Наталья Владимировна <���Кодрянская>, была и я у нее. Квартира великолепная, со всеми удобствами и очень приятная».

15 апреля:

«Написала Вам, дорогая моя, вчера письмо, а сегодня утром пришел экспресс от Яна, который меня очень расстроил. Делаю из него выписки: “не могу написать несколько слов – слаб и умом, и волей, и физически очень. Думая, что напрасно поехал – никакого пока улучшения и ночью одиноко и страшно, и тревожно за тебя. Письма твои (два) получил. Вот уже сутки мистраль. В общем питаюсь плохо и траты большие. Плата 200 фр<���анков> в день. Кроме того, за вторую комнату – 2 тысячи в месяц, так что нынче заплатил за месяц вперед всего 8 тысяч. И прикупаю: лимоны, апельсины. Сгущенное молоко, вино (простое) и все очень дорого. А дают то колэн 225, то картофель, который я поливаю маслом, тоже купленным очень дорого за свой счет, то Что-то из рубленного лилового гадкого мяса. Кофе пью свое – пока, потому что скоро его не будет, а будут ли давать от дома потом – не знаю. Все это не исключает того, что обо мне очень заботятся и доктор и Шиловская 226(подруга его жизни) и заведующий хозяйством Протасов, о котором я тебе писал. Днем дремлю, ночью бессонница, кашель. Слаб так, что еще ни разу не вышел из дому. И тревога: деньги тают, и что дальше, откуда взять? У меня осталось уже всего 13 тысяч… Очень заботливы обо мне Ставровы, все прикупки делают они. Да еще зубы: кляну себя, что не вырвал, все ноют и не могу ничего в рот взять мало-мальски тугого, крепкого”… Конечно, мистраль очень действует на нервы, особенно на его теперешние – ведь пошел четвертый месяц его страданий. Я расстроилась бы еще больше, если бы не письмо Марка Александровича <���Алданова>, который мне сообщает, что был у него накануне, и вид его, то есть вид Яна, его порадовал еще больше, чем при первом свидании. Хотя это обманчиво: когда навещает кто-нибудь, кто приятен, Ян оживляется и кажется совсем другим, чем знаю я его. Пишет, что Беляев не настаивает, чтобы он выходил на воздух – погода еще холодная. А у него тепло. Конечно, тяжелы ночи. Я ведь с ним их проводила. И знаю, что это такое. У меня есть немного кофе, которое я предназначила для него. На днях с оказией пошлю ему его. Да, я пропустила еще одну фразу из письма Яна: “Заботятся. Да толку от этого немного: повторяю – питание для моего малокровия в общем… – тут слово, которое я не могу Вам передать, – жалкое по сравнению с тем, что я имел дома”. Мы, действительно, его питали как в лучших санаториях, баловали из всех сил, но это можно только дома, да при деньгах. Я все же надеюсь на ампулы, которые должен прислать из Лондона Гавронский 227. И когда прибавятся красные шарики, то будут и силы, начнет гулять и не так будет тосковать. После мистраля обычно наступает хорошая погода, и он, Бог даст, сразу будет себя лучше чувствовать. Если, конечно, в нем нет еще чего-то. Вербов думает, что ему полгода тому назад следовало сделать анализ крови – при его вечной потери ее нужно было следить. Марк Александрович пишет, что собирается опять поехать к нему, везет ему “Бесы” Достоевского, а то ему нечего читать. Когда выйдет пятнадцатая книжка? Пошлите ему сразу, напишите ему письмо…<���…>» Приписка на полях первой страницы письма: «Вы не ответили мне на каком языке я должна поблагодарить вашу приятельницу за ее великолепную посылку? Кто она, русская или американка? А кто эта Estelle Coleman? Если знаете, то поблагодарите за меня. А я напишу тоже».