Марк Уральский - Бунин и евреи

Вернувшись в Париж, Бунин стал опять жаловаться Алданову на здоровье. Алданов в ответ пишет ему ободряющие письма.

28 июля :

«…Вера Николаевна меня успокоила относительно Вашего здоровья, а Вы, дорогой друг, хотите опять меня расстроить! Ради Бога, не говорите о Вашей “близкой смерти”: Вы мне этого не сделаете! Какова будет моя жизнь, если я Вас переживу?

<���…>

…Перечитываю классиков, чтобы отдохнуть от немецких философских книг, которых прочел за последние полтора года видимо-невидимо… По-моему, “Соборяне” слабая вещь, а “Некуда” просто негодная. Но вот в “однотомнике” есть настоящие шедевры. Я в первый раз в жизни прочел “Разбойник”. Читали ли Вы? Рассказ написан без малого сто лет тому назад, а из него, думаю, вышел Чехов, в частности “Степь”, одна из самых моих любимых вещей. Очень неровный и странный был писатель Лесков. Перечел и Аксакова, – он изумителен. Теперь собираюсь перечесть всего Гончарова и всего Бунина, хотя, кажется, и Вас, и Гончарова знаю хорошо».

31 июля/ 1 августа Бунин пишет Алданову, сильно переживающему по поводу его «просоветских колебаний»:

«Дорогой Марк Александрович, ставя в своё время на карту нищеты и преждевременной погибели своей от всего сопряжённого с этой нищетой свой отказ от возвращения домой, я мысленно перечислял множество причин для этого отказа, и среди этого множества мелькала, помню, такая мысль: Как! И Марка Александровича я тогда уже никогда больше не увижу и даже письма никогда от него не получу и сам ему никогда не напишу!! Из этого следует, что я Вас действительно люблю (и, конечно, больше, чем Вы меня, чему я, кстати сказать, даже радуюсь, как частенько в подобных случаях, – радуюсь потому, что всегда боюсь, что кто-нибудь несколько любящий меня вдруг о мне разочаруется, – так пусть же поменьше любит меня). <���…>“Мережковский слышал, как Боборыкин в присутствии Тургенева” – это конечно ерунда. Но что Боборыкин хлопал себя по ляжкам и говорил, что он пишет “много и хорошо”, очень похоже на Боборыкина: он был милый и веселый человек, любил шутить. “Разбойника” Лескова не помню, – верно не читал, – непременно достану и прочту (или перечту). Да, очень неровный был писатель, даже и в самых лучших своих вещах почти всегда не в меру болтлив и с прочими недостатками, а все-таки редкий. Аксаков конечно изумителен каким-то совсем особым очарованием. Страшно буду рад, если перечитаете меня, – убежден, что Ваше мнение обо мне повысится, – Вы, например, м.б. впервые заметите, что я разнообразен как мало кто и, кажется, ни на кого не похож, – но горячо прошу, прямо умоляю не читать меня, если у Вас не будет собрания моих сочинений “Петрополиса” 254 , – до всех других изданий, ради Бога, не касайтесь: я идиотичен, психопатичен на счет своих текстов – вспомню вдруг, например, что в таком-то рассказе моем не вычеркнуто в первом издании какое-нибудь лишнее, глупое слово – и готов повеситься, кричу, как Толстой, когда вспоминал что-нибудь неприятное из своих слов или поступков, на весь дом: ааа! <���…> Вчера заехали за мной и В<���ерой> Н<���иколаевной> Конюсы (Т<���атьяна> С<���ергеевна>, дочка Рахманинова и ее муж), и повезли нас смотреть пансион в MarlyLe Roi<���МарлиЛе Руа>, уговаривали меня пожить там хотя бы полмесяца, и какое бы это было наслаждение – дышать загородным воздухом и лететь в их совершенно изумительном автомобиле! Великое дело, дорогой друг, богатство! Пансион, как вы знаете, прекрасный, только надо платить 700 фр<���анков> в день <���…>, что для меня “немножко дорого”. Я вежливо ухмылялся, когда Конюсы уговаривали меня как можно скорее переехать в этот пансион, и идиотски бормотал, что подумаю, подумаю… Приписка: Только что прочел книгу В. Ермилова 255 (В. Ермилов. Чехов. Молодая Гвардия, 1946). Очень способный и ловкий с<���укин> с<���ын> – так обработал Ч<���ехова>, столько сделал выписок из его произведений и писем, что Ч<���ехов> оказался совершеннейший большевик, и даже “буревестник”, не хуже Горького, только другого склада. <���…>».

В письме от 4 августа Алданов пишет по поводу Чехова:

«…Цитаты повыдергивать Ермилов мог, но уж какой Чехов был большевик! Он был “правый кадет” и если бы дожил до революции, то писал бы в “Совр<���еменных> Записках” и в “Последних Новостях”, ходил бы с нами в Париже в рестораны, а в Москве Ермиловы другими цитатами доказывали бы, что он белобандит. Или вернее не писали бы о нем ни слова, и его книги там не издавались бы».

Бунина – Цетлиной

11 августа:

«Дорогая и милая Марья Самойловна, сколько раз начинала Вам писать и не доканчивала письма! Очень я устала к концу сезона. Сейчас мы вдвоем с Яном. Наши все в Vendee 256, Ляля и Олечка в скаутском лагере, а Леня по соседству в собственной палатке в “Touring Club” 257. Он в полном восторге от океана, отдыхает после тяжкой зимы. Если не перекупается, то будет хорошо. Олечка перешла в следующий класс с наградой I степени, на <���неразборчиво – М. У.> читала “Еще одно последнее сказанье” из “Бориса Годунова”. По единодушному признанию читала очень хорошо. Получила книгу в награду “Иоанн Грозный” А. Н. Толстого. Я прочла это произведение, много нового, <���но> тенденциозно и пригнано к современным событиям. Зайцеву, как Вы знаете, передано уже больше одиннадцати тысяч. Сейчас сезон мертвый и “никто не покупает содовой воды”. Через нас продано 10 экз<���емпляров> “Пятеро<���и другие>”, за пять я передала Ангелиночке 850 фр<���анков>. За остальные передам по возвращению домой. В Париже в этом году была такая жара, которой и “старожилы не запомнят”, и Ян очень пострадал – ослабло сердце, и Вербов назначил сердечное лечении. Часто опять стал говорить о смерти… Был поднят вопрос, чтобы он поехал куда-нибудь в зелень. Конюсы нас возили в Marly le Roi 258. Там хорошо, но очень дорого. Вышло бы 1000 фр<���анков> в день! А у нас сейчас тесно. Да и стало прохладнее. А при слабом сердце мне отпускать его одного очень не хотелось бы. Кроме того ему два раза в неделю нельзя есть ни мяса, ни рыбы, ни яиц. Я слежу строго, готовлю вкусные блюда из зелени, а в пансионах на режимных мало обращают внимания, а сам он тоже с радостью будет есть мясо и в “постный” день, если оно подано на стол. Очень хорош рис, а у нас ни зернышка, нет и гречневой крупы. Если бы Вы организовали такую постную посылку, прибавив туда сухого молока, можно взять деньги у Ники 259на это. Я хотела бы еще попросить у Вас витаминов, половинную порцию того, что Вы мне уже прислали. Очень полезно для здоровья, и особенно для нервов. Нет причин для ссор и недоразумений, тем более, что мы одни. Живем, не сглазить, очень дружно. Конечно, это не к спеху. Когда будет оказия. Костюм мой сшит. Очень хорош. Купила себе немного белья. Клеенку на стол – скатерти больше не держим. Лупу. Мое зрение очень ослабело. Необходимо опять пойти к Бронштейн 260. Я купила американское одеяло, выкрасила его. Стоило 1000 фр<���анков>. Отдала шить. Наконец, у меня будет теплый халат. Отдала дешевой портнихе, но все же придется 1000 или 1500 фр<���анков>. Получила от милой Estelle Colman <���из США – 714. У.> вещевую посылку. Завтра поблагодарю ее за нее, хотя мне пришлась одна блузка, зато Ляле и Олечке по чудесному костюму. Ляле еще были ботиночки, а Олечке годная для зимы юбочка. А материю Ян забрал себе на костюм. Пальто он сшил. Вышло хорошо. Мне нужно лечить еще зубы. Будет ли существовать дом в Juan 261неизвестно. Если будет, то на холодные месяцы нужно туда уехать. Ян ничего не пишет, все лежит и читает. Опять ослабел. Сегодня получил письмо от Карповича. У нас много книг по истории литературы и мы их читаем с удовольствием. Прочла том о салонах начала XIX в<���ека> и захотелось написать о парижских между двух войн. Материала у меня много, но сил и времени много меньше. Сейчас у нас чисто, я брала и на «свои» деньги homme de menage 262и мне теперь легче убирать дом. Наша ночная femm’a 263с февраля не ходит. Обнимаю и целую. Скоро еще напишу.