Марк Уральский - Бунин и евреи

Он сообщал, что «Яша Цвибак» написал: «Я сказал ей, что я думаю, осуждал ее решительно. <���…> Все это ужасно наивно и по-бабьи. Но я видел, что ей ужасно неприятно, что она жалеет <���…>».

Бунин писал Тэффи 3 февраля 1948 года :

«Только что отправил Вам, дорогой друг, большое вчерашнее письмо, как получил письмо от Яши Цвибака. Пишет, что, узнав о письме М. С. ко мне, пошел к ней и “очень решительно осуждал ее”. И дальше: “Получив ваше письмо, я вторично говорил с ней и опять ее упрекал. Она оправдывалась, – не знала, дескать, что вы больны; послала письмо в адрес Зайцевых, так как считала, что вы уехали и что Зайцевы перешлют. Надеялась, что Зайцевы, зная подлинное Ваше состояние, не перешлют письма, а они переслали – и т. д. Все это ужасно наивно и по-бабьи. Но я видел, что ей ужасно неприятно, что она жалеет и отправила вам телеграмму и напишет письмо, которым все исправит… Мне казалось, что Берберова была ее информатором и косвенно, своей нелепой и клеветнической информацией явилась виновницей ее разрыва с Вами. Не хочу повторять, что Берберова ей писала о Вас, – выходило так, что Бунин за свои поступки не отвечает…” Каково, дорогая моя? И что я сделал этой суке Берберовой? За что она так отплачивает мне? За то,что я долго защищал ее в гитлеровские времена, когда ее все ниццские евреи ругательски ругали за ее гитлеризм, – говорил, что не могу ее осуждать до тех пор, пока не узнаю что-нибудь точно?» 307

Бунин также выслал Алданову копию письма Марьи Самойловны, обращенного только к В. Н. Буниной от 4 февраля, в котором она извинялась за предание гласности ее послания, что явилось результатом якобы случайного стечения обстоятельств: «о чем я очень жалею и в чем я самым искренним образом перед Вами извиняюсь. По всей вероятности, я это сделала от большой взволнованности, или, как пишет Иван Алексеевич: “непомерной страстности”, что меня, понятно, не оправдывает. Поэтому я принимаю все Ваши упреки по этому поводу…<���…>».

Комментируя эти слова, Бунин особо подчеркнул:

«…извиняется М<���арья> С<���амойловна> только в одном – в посылке своего “знаменитого” письма через Зайцева. “По существу же”, несмотря на то, что я ей писал, “характеристика” моего “поступка” осталась для нее в полной силе. Это, знаете ли, уже некоторая пощечина мне! <���…> В “Нов<���ом> Жур<���нале> больше никогда ноги моей не будет. В<���ера> Н<���иколаевна> помогать распространению его тоже не будет больше».

Алданов сразу же выразил готовность поддержать акцию Бунина. 10 февраля он пишет:

«Дорогие друзья,

Получил только что ваше письмо. Ну что ж, нечего сказать, значит, мы оба ушли из “Нового журнала” <���…>».

11 февраля :

«Марк Александрович, дорогой, милый, я страшно тронут вашими товарищескими чувствами ко мне, но умоляю Вас – ради Бога не уходите из “Нового журнала”! Ведь это будет такой большой вред ему! Я – другое дело. Но и я ни в коем случае не предам гласности свой уход из него, чтобы ему не повредить».

Однако Алданов был тверд в своем решении уйти из созданного им в 1942 г. совместно с М. О. Цетлиным «Нового журнала», о чем и известил Марью Самойловну в письме от 7 января 1949 года :

«…позвольте Вам сказать (хотя это всем совершенно ясно и не может не быть ясно), что финансовые расчеты не имели и не имеют ни малейшего отношения ни к моему уходу из “Н<���ового> Журнала”, ни к прекращению наших давних дружеских отношений. <���…> единственной причиной было Ваше письмо к Бунину, – Вы это знаете. <���…> Бунин был вместе со мной инициатором “Нового Журнала”. <���…> Он был также и самым ценным и знаменитым из его сотрудников… Вы сочли возможным написать ему то письмо. Сочли возможным, даже не запросив его, в чем дело, почему он ушел из парижского Союза, – вещь совершенно неслыханная, Ваше действие после 30 лет дружбы. Это письмо Вы послали открытым по адресу Зайцева, под предлогом, что адреса Ивана Алексеевича в Жуан ле Нэн не знали (почта, однако, письма пересылает). Мой адрес Вы во всяком случае знали… Письмо Ваше было для Бунина оскорбительным. Оно было причиной его ухода из “Нового Журнала”. Бунин тотчас объявил мне, что из “Нового Журнала” уходит. Таким образом, ушел и я. Я грубо солгал бы Вам, если бы сказал, что после такого Вашего действия в отношении моего лучшего друга Бунина (а косвенно и в отношении меня) наши с Вами отношения могли бы остаться хотя бы только близкими к прежним…» 308

После 10 февраля переписка Буниных с Цетлиной прекращается и даже в их дневниковых записях имя Марии Самойловны никогда больше не упоминается. Их личные отношения так никогда и не восстановились.

Произошло также резкое охлаждение между Буниными и Зайцевыми. Полувековая дружба уступила место обидам и, со стороны Бунина, желчному недоброжелательству по отношению к старому товарищу. Таким образом, союз друзей – Алдановы, Бунины, Зайцевы и Цетлины, связанных между собой более чем тридцатилетними узами духовной и личной близости, распался.

С Буниными остался лишь Марк Алданов, который для себя: «давно сделал вывод, что больше всего надо держаться за “принципиальность” и хранить ту самую “чистоту политических риз”, над которой принято насмехаться у наших великих политиков» 309.

16 февраля Ландау-Алданова – Буниной:

«Дорогая Вера Николаевна,

Спасибо за милое письмо. Мне очень жаль, что я Вас до сих пор не видела. Надеюсь все же повидать Вас и Ивана Алексеевича перед отъездом. У меня была надежда, что Вы соберетесь к нам в Ниццу? Я вполне разделяю Ваше раздражение по поводу этой истории с Марьей Самойловной. Все, что Вы мне пишете о Зайцевых, тоже очень грустно, и у меня пропала всякая охота со всеми встречаться. Относительно “Нового Журнала” я с Вами не согласна. У меня – увы – нет такого уж влияния на моего, но на этот раз я и не попробую влиять на него, чтобы он остался в “Новом Журнале”. Бог с ним, с “Новым Журналом”. Потеряют наших “мужиков”, как говорит Вера Алексеевна, зато приобрели Берберову, пусть ее и печатают.

Но как же Вы пополните дефицит в 20.000 долларов? 310Довольно чувствительная потеря! Разве что большевики вознаградят Вас как потерпевших. Требуйте с них 40.000, никак не меньше. А в общем, не стоит даже очень и огорчаться, до того все это глупо и противно.

Целую Вас, передайте мой сердечный привет Ивану Алексеевичу, всего хорошего.

Ваша Т. Ландау»

По ходу развития конфликта обе стороны апеллировали к «третьей стороне» – заокеанским друзьям из Литфонда, «Нового журнала» и газеты «Новое русское слово». В YIVO-архиве И. М. Троцкого сохранилось письмо Н. В. Кодрянской – близкой знакомой Буниных и Цетлиной, от 23 июля 1948 года, адресованное Я. Г. Фрумкину, человеку в литературном мире известному и весьма авторитетному, но не считавшемуся литератором, и по этой причине являвшегося фигурой нейтральной. Н. В. Кодрянская пишет по поводу раскола в парижском СПиЖ следующее: