Ирина Паперно - Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения

Как читатель узнает из ее повествования, Киселева родилась и выросла в крестьянской семье в деревне Новозвановка Луганской области. Она считала себя русской, но посещала украинскую школу. В пятом классе ее образование закончилось. В 1932 году, во время голода, от которого погибли многие в этой области, она переехала в соседний городок Первомайск, где ей удалось устроиться официанткой в шахтерской столовой, благодаря чему (как она замечает в своих записках) ей удалось выжить (227). Записки Киселевой открываются описанием начала войны 22 июня 1941 года. Война проходит через всю историю ее жизни, и эта тема преобладает во всех трех тетрадях. Сталинский террор там не упомянут (как кажется, Киселева не заметила террора).

Язык записок Киселевой, которая плохо владела грамотой, идиосинкратичен. Она непоследовательна в делении речи на отдельные единицы и часто сливает слова и предложения. В тексте почти нет деления на абзацы, знаки препинания часто отсутствуют. Правописание также ненормативное, с элементами фонетической транскрипции. Использование заглавных букв нерегулярно, причем Киселева часто пишет важные для нее понятия с заглавной буквы («Война», «Водочный мир»). В некоторых случаях она смешивает русскую речь с украинской; имеются и черты южнорусского диалекта (что является обычным для этой области). Бросаются в глаза особенности синтаксиса: эллиптические конструкции и слияние синтаксических единиц в полипредикативные конструкции. Часты случаи перехода от настоящего к прошедшему времени и наоборот, а также конструкции, сливающие прямую и косвенную речь. Эти особенности языка (описанные здесь без претензии на научный лингвистический анализ) говорят о важном качестве текста: записки Киселевой являются продуктом устной культуры и носят в себе явные черты устности 236 236 Особая структура разговорной (то есть устной) речи описана в работах ряда лингвистов. Итоги многолетнего изучения подведены в: Земская Е. А. Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М.: Наука, 1981; Земская Е. А. Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М.: Наука, 1983. Другой подход предложен в: Гаспаров Б. М. Устная речь как семиотический объект // Семантика номинации и семиотика устной речи. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1978. С. 63–112. . Как отмечают и опубликовавшие записки исследователи, Киселева пишет по слуху, и ее записи напоминают транскрипцию устной речи, причем речи человека, не получившего образования. Тем не менее, как я надеюсь показать, записки Киселевой – это повествование компетентного и талантливого рассказчика, и они производят огромное впечатление на читателя.

Этот замечательный документ создает особую ситуацию рецепции: автор и читатель, включая и редактора или издателя, принадлежат к разным социальным группам и говорят на разных языках 237 237 Отмечено Козловой и Сандомирской: Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу». С. 10, 20, 27. . При первой публикации, в «Новом мире» в 1991 году, записки, «выхваченные из самой гущи народной жизни», были представлены как нечто подлинное, или «настоящее», и в этом качестве – как художественная литература: «это документальное, к концу почти склеротическое письмо аутентично, потому художественно…» 238 238 Чухонцев О. Предисловие / «Кишмарева, Киселева, Тюричева» // Новый мир. С. 27. (Напомним, что именно в «Новом мире» в 1962 году была опубликована повесть «Один день Ивана Денисовича», в которой Солженицын, используя сложные повествовательные формы для передачи чужой речи, говорит от лица русского крестьянина, заключенного в лагере.) При повторном издании в 1996 году записки Киселевой, тщательно транскрибированные, обратились в предмет научного исследования и подверглись социологическому анализу и лингвистическому комментарию. Козлова и Сандомирская подошли к этому тексту в двойной перспективе – как к особой языковой практике, которую они назвали «наивное письмо» (по аналогии с «наивной живописью»), и как к самоописанию особого этноса – крестьянской культуры, насильственно модернизованной в годы советской власти. Для ее издателей жизнеописание Киселевой – это история о трансформации старых крестьянских ценностей и обычаев в процессе взаимодействия с новыми, советскими. Как часть деревенской культуры – это мир, «где все друг друга знают» 239 239 Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу назвать кино». С. 58–61. . Как часть советского строя – это существование в условиях исторических катастроф, недостатка ресурсов и социального разложения, в котором выживание становится главной проблемой и главной целью 240 240 Приоритет выживания отмечен в: Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу назвать кино». С. 69, 80–83. Другой социолог, Борис Дубин, также трактует этот текст как источник для антропологического изучения советского человека и как документ процесса выживания в условиях социальной патологии, но он понимает понятие социальной нормы иначе, чем Козлова и Сандомирская: Дубин Б. Границы и ресурсы автобиографического письма (по запискам Евгении Киселевой) // Право на имя: Биография как парадигма исторического процесса. СПб., 2005. С 19–28. .

В свою очередь, я также вижу этнографическую ценность этого текста, богатого описанием культурных практик и каждодневного быта 241 241 Заметим, что записки Киселевой содержат традиционный этнографический материал: «порча» (164–166), поминки (136–139), народная медицина (168) и проч. В тексте имеются подробные описания бытовых практик, включая описания пищи (153, 160, 168, 169, 174, 180, 190), предметов обмена (126, 214–215; 231–232), медицинских практик, бытовых ритуалов и проч., а также цитаты из народных песен, пословиц и поговорок (135, 175, 188, 211–212, 233) и по крайней мере один сон (180). . Однако я постараюсь прочитать его и в соответствии с авторскими интенциями – как автобиографические записки, которые стремятся представить историю жизни автора, предназначенную для экранизации, на фоне истории страны. Как автобиографическое произведение записки Киселевой открывают доступ (пусть и ограниченный) к жизни автора, показывая, как советская власть повлияла и на жизнь этой крестьянской женщины, и на создание истории ее жизни.

Первая тетрадь, посланная на киностудию в качестве материала для сценария, рассказывает более или менее последовательную историю, охватывающую период с 22 июня 1941 года (первый день войны) по настоящее время, когда Киселева завершила свою рукопись, 24 февраля 1976 года, в дни Двадцать пятого съезда партии 242 242 Козлова и Сандомирская ошибочно датируют первую тетрадь как написанную не ранее 1977 г.: Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу назвать кино». С. 10. . Начинает она с предыстории: